Существует окололитературная легенда, что, давая имя своему самому знаменитому произведению, Толстой собственной рукой начертал: «Война и міръ» («міръ» в дореволюционной орфографии — «вселенная, люди»). На самом деле на всех обложках прижизненных изданий романа и даже в авторских черновиках значится: «Война и миръ» («миръ» — как раз слово, антонимичное войне).
Впрочем, великий писатель, безусловно, закладывал в название смысл обоих омофонов (в наши дни — омонимов), повествуя сразу о двух «мирах». В школе, изучая роман, девчонки пропускали батальные сцены и погружались в «міръ». А большинство мальчишек останавливалось на других главах — тех, где «миръ» сменялся войной. Охватить все смысловые пласты удавалось единицам — и в том наивном возрасте, и в любом другом.
Потому каждая новая трактовка романа, чьё название давно используется как иносказательное определение чего-то бесконечно длинного, тяжеловесного и непонятного, вызывает пусть несколько настороженный, но вполне оправданный интерес. А ну-ка, удалось ли на сей раз «справиться с Толстым»? Под каким углом повернули его книгу, и что в итоге получилось?
Создавая к 100-летию Театра Вахтангова своё глобальное театральное произведение, режиссёр Римас Туминас решил выдвинуть на передний план людей, чьи боли и радости описал Толстой. Иными словами, в центре его интересов оказался «міръ».
«Міръ» — то есть мысли, чувства, эмоции, взаимоотношения, заблуждения и инсайты персонажей спектакля. А что же война, спросите вы? О, она длится бесконечно! Но та, настоящая битва с Наполеоном — только «декорация», фон. Главное — война, вершащаяся в умах и душах героев. И выйти из неё победителем практически невозможно…
Глубоко и скрупулезно изучив роман Толстого (то бишь, сделав то, на что многим из нас как раз и не хватило сил и, если позволите так выразиться, ума), Туминас вычленил из него только те эпизоды, которые оказались важны для раскрытия замысла постановщика. «Война и мир» в Театре Вахтангова — не пересказ текста Льва Николаевича, а его авторская переработка. Римас не вычёркивал безжалостно «лишние» сцены и персонажей, а, наоборот, тщательно, как драгоценные жемчужины, выбирал необходимые «элементы», нанизывая их на нитку спектакля в единственно правильном порядке.
Потому получилась цельная, оригинальная композиция, понятная даже тем, кто в школе умудрился не прочитать роман (или ограничиться его кратким переложением). Да, поначалу придётся с завидной регулярностью чесать затылок, пытаясь разобраться, кто все эти люди на сцене и чего они хотят. Но к концу первого акта (тут я напомню, что актов всего три) наступит полная ясность, и далее можно будет просто погрузиться в постановку и двигаться по её течению.
Так сложилось, что спектакль «Война и мир» стал первой постановкой Туминаса, с которой я имела счастье познакомиться лично. Безусловно, смелый ход — если учесть, что дело это длится пять часов (впервые в жизни я вышла из театра ровно в полночь).
Потому я не имею возможности рассуждать о том, повторил ли режиссёр сам себя в новом спектакле, и какие знакомые публике приёмы он в нём использовал (да, я начиталась отзывов и знаю, что подобные претензии знатоки Туминасу высказывают).
Зато я могу абсолютно свежим взглядом окинуть «Войну и мир» и сделать выводы о стилистике постановщика, не оглядываясь на прошлое. А для «зрителя со стороны» (то бишь, для того, который увидел афишу и задумал прийти в театр абсолютно внезапно, без какого-либо «бэкграунда») такое мнение будет даже полезнее.
Итак, Театр Вахтангова. «Война и мир». Подсознание ждёт массовых сцен, помпезных декораций, исторических костюмов (куда ж деваться от стереотипов)… А получаешь ты крайне лаконичный и почти аскетичный спектакль, все декорации которого представлены единственной — пусть и огромной — движущейся стеной, возвышающейся за спинами героев.
Сначала мне было очень, просто неописуемо тяжело. Не из-за минималистичности постановки — напротив, я обожаю такое. Куда проще при помощи всяких «рюшей» и вспомогательных средств раскрыть свои идеи, нежели работать на «голой правде», когда практически единственный инструмент режиссёра — артисты и их талант.
Мне оказалась совершенно не близка эстетика Туминаса — более того, я до конца не принимаю её и сейчас. Мой мозг отказывается складывать воедино тончайшую психологичность и почти клоунский гротеск, элементы пошлости и парящую возвышенность. По крайней мере, в тех сочетаниях и пропорциях и в составе того «конструктора», который живёт на сцене Театра Вахтангова.
Всё это не сшивается для меня в единую ткань, существуя в совершенно различных измерениях. И, тем не менее, я должна констатировать: «Война и мир» Туминаса — это постановка, которую обязан посмотреть каждый уважающий себя театрал.
Я старательно пыталась понять и принять первый акт. Да, уже в нём были моменты, заставившие меня замереть от восторга (например, бал Наташи Ростовой). Но всё же тут мы со спектаклем (и со стилистикой Туминаса) знакомились и присматривались друг к другу.
И случилась финальная сцена первого акта. И я осознала, что контакт произошёл. А потом, пусть это и не была нежная любовь, а «всего лишь» крепкая симпатия, основанная на постижении, я поражалась тому, как можно вот эдаким образом преподать роман Толстого, и плыла на волнах спектакля, ежеминутно приближаясь к катарсису.
Здесь во главе угла — смысл. И он заполняет всё пространство не только тогда, когда перед зрителями находится всего один артист, но даже в те моменты, когда зеркало сцены абсолютно пусто (уникальная история!).
Показать многолюдный бал, выведя на авансцену Наташу Ростову — и более никого… Заставить весь зал увидеть погибающую в пожаре Москву, продемонстрировав всего-то спичку, зажжённую героиней Людмилы Максаковой… Наконец, филигранно и бесконечно достоверно преподнести единственную в спектакле батальную сцену, во время которой мы наблюдаем лишь за одним персонажем — Николаем Ростовым (и это была лучшая «театральная война», которую я в принципе когда-либо видела)…
Туминас — из тех редких режиссёров, которые, погружаясь в психологические глубины, умеют увлечь за собой зрителей и поразить их открывающимися красотами, а не утопить невзначай в водоворотах смыслов и чувств. Этот постановщик прекрасно знает и понимает, что хочет донести до публики, давая артистам простор для поисков и постижения своих персонажей.
Первый акт стал для меня эдакой экспозицией, когда я принимала правила игры. Акт второй заставил меня поверить, что отечественный театр — жив, и на моих глазах творится Событие. Во время третьего («военного») акта я просто, не моргая, смотрела на сцену и благодарила судьбу за то, что я это вижу.
Попробую объяснить. Эстетика постановки может сколько угодно раз быть «не твоей», но не получится сидеть в кресле «с холодным носом», когда ты веришь. А Туминас умеет показать на практически пустой театральной сцене правду. Достоверность. Жизнь.
…и вот огромная серая стена то надвигается на героев, сжимая их мир до минимума, то «сдаётся» и отъезжает, даря и персонажам спектакля, и зрителям столь необходимые воздух и свободу. Вот в монохромной вселенной постановки появляются яркие пятна — но они здесь никем не приветствуются. Вот мы привыкли к персонажам — а они оказываются совершенно не такими, как нам показалось вначале…
В центре происходящего — три вершины. Пьер Безухов, Андрей Болконский и Наташа Ростова. Всё исходит из них — и в итоге в них же и сольётся. И, да, финал спектакля, в отличие от концовки романа, открытый (мы же можем сделать вид, что понятия не имеем, чем там всё закончилось у Толстого, и представить, а как оно может сложиться вот тут — у Туминаса).
Пьер и (особенно!) Наташа изменятся и повзрослеют, Андрей… Ну, здесь всё по канону — Андрей погибнет. Но для режиссёра важно, что же сотворится с душами главных героев, их близких и… зрителей за то время, которое длится спектакль.
…а в конце второго акта и на поклонах по сцене пройдёт почти самый настоящий Лев Николаевич, как бы изучая — а что вы тут, как и чем живёте? У вас-то — война или мир? Вот вы бы — что ответили?
Ну и как же удержаться от воспевания поистине звёздной труппы Театра Вахтангова? Актёрские работы великолепны, и, что самое главное, нельзя кого-то выделить, а других оставить «за скобками». Здесь все прекрасны и заслуживают однозначных восторгов.
Но отдельные мурашки по коже пошли от Евгения Князева (Николай Андреевич Болконский), Екатерины Крамзиной (Марья Болконская), Дениса Самойлова (Пьер Безухов), Ольги Тумайкиной (Марья Дмитриевна Ахросимова), Юлии Рутберг (Анна Павловна Шерер) и Людмилы Максаковой (Марья Игнатьевна Перонская).
Очень хороша Ксения Трейстер (Наташа Ростова) — а ведь она на данный момент является студенткой «Щуки»! И ни на единую секунду Ксения не уступила именитым коллегам. Надеюсь на огромное будущее этой девушки!
Впечатлил Юрий Поляк (Андрей Болконский). Поначалу показалось, что персонаж Поляка довольно одномерен (по сути, так оно и было). Но если артист выходит на сцену и мгновенно занимает всё её пространство, становясь смыслом и сутью происходящего — это мощно. Значит, вот так оно и надо здесь и теперь.
Но, повторюсь, тут что ни роль — актёрский подвиг. Потому что Туминас не ставит простых задач. А достоверно жить в его предполагаемых обстоятельствах смогут только мастера. И они — на этой сцене.
Резюмирую так: кресла Театра Вахтангова, увы, не настолько удобны, чтобы без проблем просидеть в них пять часов с двумя антрактами (моя спина до сих пор стонет и сокрушается, например). Только это такие мелочи по сравнению с тем, что получила душа!..
Даже вот меня возьмите: я могу в чём-то не соглашаться с Туминасом и не принимать какие-то его решения. Но я понимаю, зачем и с какой целью он делает тот или иной ход. И это — редкость.
Полностью оправданная постановка — где вы такое видали? Безо всяких скидок на «зритель сам придумает, как трактовать». И это при абсолютно нестандартном и непредсказуемом мышлении режиссёра!
А главное — Туминас не заумствует. Он не создаёт постановку «для избранных». Его спектакль — для всех, кто жаждет погрузиться в чувства — яркие, местами — пограничные… Но всегда настоящие.
Как по мне, идеальное поздравление театра со столетием. Ибо вот он во всей красе — фантастический реализм, как его понимал Вахтангов.
