Есть спектакли, после которых тебе хорошо. Они могут быть сколь угодно трагическими и печальными — не в этом дело. Главное — что они несут свет и суть. И ты счастлива, что увидела их.
«Осень в Петербурге» Театра Наций — как раз из таковых. И проникнуться постановкой смогут не только такие отъявленные фанаты Достоевского, как я (а именно Фёдор Михайлович является главным действующим лицом в данном случае). «Осень в Петербурге» — спектакль для всех и каждого. Для тех, кто жаждет чувствовать и погружаться. Для тех, кто любит правильный современный театр, направленный в сторону человека.
Правда, ещё и для тех, кто не боится сложных и довольно-таки табуированных тем. Не просто так на афише стоит маркировка «18+». И это при том, что наиболее пикантные (если не сказать — скабрёзные) моменты поданы в «Нациях» почти целомудренно. Впрочем, пока предлагаю поговорить о постановке в целом.
Новое пространство Театра Наций. Камерная сцена. Всего пять артистов на ней. Минимум декораций — лишь два столика, диван да стена-этажерка на заднем плане, постепенно «заселяемая» элементами спектакля и превращаемая в своеобразный «иконостас»…
А по сути — перенесённый на сцену (но не превращённый в пьесу, что я, как тут недавно выяснилось, особенно люблю) роман писателя из ЮАР Джона Максвелла Кутзее, написанный в 1994 году (и через пять лет шикарно переведённый Сергеем Ильиным, который не только повелел персонажам Кутзее говорить по-русски, но и мастерски имитировал языковую стилистику 19 века, позволив читателям погрузиться во времена Фёдора Михайловича).
Кутзее похвалялся, что, де, постиг «русскую душу». Скажу так: как минимум, нашему человеку читать текст романа близко и понятно. Тут отдельное спасибо необходимо сказать переводчику, конечно, но в целом африканский писатель, действительно, смог окунуться в Россию позапрошлого века.
«Осень в Петербурге» — это псевдобиографическое произведение, повествующее о том, как в столицу (причём, скорей, не реальную, а ту, которая запечатлена на страницах книг Фёдора Михайловича) из Дрездена возвращается сам Достоевский, стремящийся узнать истинные причины гибели приёмного сына, Павла Исаева. Далее читатель погружается в детективно-романтическую историю, в которой задействованы революционеры во главе с Сергеем Нечаевым (кто подзабыл — вполне себе исторической личностью, ставшей прообразом Петра Верховенского в «Бесах»), полиция и квартирная хозяйка Анна Сергеевна со своей дочерью Матрёной.
Эта девочка — самый интересный персонаж, пожалуй. Её прототип — 14-летняя Матрёша из романа «Бесы» (та самая, совращённая Ставрогиным). Но, выходит, «по Кутзее» его Матрёна — прообраз девочки, описанной в «Бесах». В общем, эдакая литературно-рекурсивная матрёшка получается.
Именно собственные грязные мысли «книжный Достоевский» изливает на страницы романа и приписывает Ставрогину — правда, в отличие от своего героя, не совершает запретного. Художественная сублимация во всей её красе.
Отсюда и «18+». Крайне болезненная тема, раскрывать которую в наши дни немногие и осмеливаются. Если вдруг подобное лично для вас триггер — задумайтесь, идти ли в «Нации».
Но нужно помнить, что всё, описанное Кутзее, это лишь фантазии автора. И Павел Александрович Исаев не погиб в молодости, и Фёдор Михайлович не поселялся у Анны Сергеевны с Матрёшей, и Нечаев не жаждал использовать писателя в своих революционных целях… Всё это — лишь фантазии Кутзее. Талантливые фантазии.
Спектакль «Осень в Петербурге» был рождён в рамках режиссёрской лаборатории, завершившей прошлогоднюю программу «Достоевский 200», приуроченную к двухвековому юбилею писателя. Из более чем 150 конкурсных заявок молодых режиссёров было отобрано семь, воплощённых в жизнь. Лучшая работа в итоге и превратилась в репертуарный спектакль Театра Наций. Ей, как вы уже поняли, стал спектакль в постановке Никиты Кобелева, о котором я здесь рассказываю.
Кобелев не стал шокировать публику громкими эмоциями и «невероятными» режиссёрскими решениями. Его постановка аскетична, почти спокойна и погружена внутрь персонажей. Определённая монотонность речи сначала удивляет и убаюкивает, а потом срабатывает, как дудочка факира: оторваться от сцены невозможно, и ты ловишь каждое слово, каждый взгляд, погружаясь в мир спектакля.
Достоевский Ильи Исаева кажется по первости одномерным и неразвивающимся — одно и то же скорбное выражение лица, не меняющиеся интонации и темп речи, скупость в движениях… Но такова задумка режиссёра, и Кобелев достигает своего: Фёдор Михайлович предстаёт не только жертвой обстоятельств, в которые угодил после гибели сына, но и творцом, «переселяющим» жизненные невзгоды на страницы книг. А потому зрители находятся не только в романе Кутзее, но и в произведениях Достоевского. И такая центрированность персонажа на собственных чувствах вполне объяснима: он жаждет прожить их и понять — не как обычный человек, а как писатель. Илья Исаев филигранен в предложенных ему обстоятельствах — мощная актёрская работа, «не прикрытая» при этом даже минимальным портретным сходством с прототипом.
Анна Марины Лебедевой побита жизнью, но не утратила мудрого лукавства и душевного тепла. Она — островок спокойствия, в сердце которого бушует вулкан. Для Достоевского Анна — человек, который мог бы внести в его мятущуюся жизнь стабильность… если бы захотел поступиться своим покоем — своим и Матрёшиным.
Инна Сухорецкая создала невероятно органичный в своей непосредственности и открытости образ Матрёны. Шикарная «детская» работа — из тех, что всегда бывают самыми сложными.
Нечаев Алексея Сергеева — абсолютно очаровательный мерзавец, которых так любит зал (и совершенно справедливо!). Наблюдать за ним — истинное удовольствие. Тем ярче контраст с «точечными вкраплениями» роли Ильи Исаева, доверенной тому же Сергееву (а, согласно задумке режиссёра, артисты «совмещают» сразу по несколько ролей — и не забудем текст «от автора»).
Ну, и Дмитрий Журавлев — полицейский Максимов с коллегой плюс чухонка-революционерка. Великолепный артист из тех, что наиболее близки моей душеньке (в смысле, умеющих при помощи мельчайших нюансов создать шедевр).
В целом — феерический актёрский ансамбль, идеально справляющийся с задумками режиссёра, дышащий в унисон и поистине живущий на сцене.
«Осень в Петербурге» — камерная вещица с большой душой. Современный театр, ценимый мной. Тот, в котором поиск нового идёт не извне, из формы, а изнутри, из человека.
Никита Кобелев лёгкими мазками создаёт то, во что однозначно веришь. И ему не нужны ни исторические костюмы, ни дорогие декорации — он «довольствуется» глубочайшим погружением в материал, его прочувствованием и прекрасным актёрским ансамблем.
И какая разница, был ли настоящий Достоевский таковым, каким его нам презентуют Кутзее, Кобелев и Исаев? Главное, что в Театре Наций он великолепен. И сам Фёдор Михайлович, и его окружение.
…а как актуально звучат некоторые фразы, вы себе не представляете!..
