Драматург Питер Шеффер жаждал разобраться, что же произошло между Сальери и Моцартом — впрочем, не столько для заполнения лакун истории, сколько для поисков ответа на вопрос, куда может завести человека бескрайняя зависть. Тем более, что и подтолкнула Шеффера на его изыскания «маленькая трагедия» Пушкина — отнюдь не научный труд, но, скорей, «психологический разбор» драмы человека, считающего, что Господь поцеловал в макушку не того.
Писатель погружается в изучение личности Моцарта, читает письма композитора (находя их весьма инфантильными — будто бы «написанными восьмилетним ребёнком»), размышляет… И в 1979 году создаёт пьесу «Амадей», вскоре «отпремьерившуюся» в Лондоне, через год — на Бродвее, в 1984-м превратившуюся в фильм, а, в целом, с завидной частотой ставящуюся по всему миру, включая Россию.
Отталкиваясь от «Моцарта и Сальери» Пушкина, Шеффер сохраняет общую идею, но размышляет глубже: отравление у него не буквальное, завистник добивается смерти противника иными, пусть и не менее действенными методами. Отравление бытия — вот что здесь происходит.
Почему Бог благоволит к тому, кто этого не достоин? По какой причине он дарует гениальность человеку, который даже не способен осознать ценность такого даяния? Amadeus — «любовь Бога». Так отчего она досталась не Сальери, всю жизнь усмирявшему дух и плоть, а «неумному и испорченному ребёнку» — Вольфгангу Амадею?..
Докопаться до сути этой творческой трагедии и попытался Театр им. Евг. Вахтангова, презентовав на суд публики свою версию «Амадея».
Над сценической версией материала работал Сергей Плотов. Оставив в неприкосновенности текст Шеффера, Плотов точечно углубил и сделал более выпуклыми ряд моментов, ещё чуть-чуть «оживил» персонажей — с тем, чтобы их стремления, боли и мечты оказались совершенно понятны (а, зачастую, и близки) каждому. Поразительно, что результат отнюдь не выглядит чем-то вроде: «Публика глупая, нужно им разжевать все сложные места» (как можно было бы подумать). Нет, Плотов стал отличным «соавтором» для британского драматурга, не трансформировав пьесу и не превратив её в собственное детище, но, действительно, дополнив историю теми деталями, которые необходимы русской театральной душе.
Режиссёр Анатолий Шульев поступил абсолютно логично: зная, что пьеса — о людях и для людей (а совершенно не о событиях на ленте истории — они вторичны), и помня, какой королевский состав артистов ему достался, он создал то, что называется «актёрским спектаклем». Первая скрипка здесь — у тех, кто выходит на сцену и творит волшебство, оживляя для нас героев постановки.
Сценограф Максим Обрезков помогает воплотить сей замысел в жизнь — его глобальные по размеру, но минималистичные по сути декорации, обрамляющие действо, кажутся циклопической лупой, под которой мы изучаем персонажей. Мы же — исследователи, нам необходимо понять, что творится в душе Сальери (который, на самом-то деле, и является главным действующим лицом спектакля), почему и какими мысленными дорожками композитор пришёл к своему страшному решению — уничтожить Моцарта.
Основной инструмент Шульева — артисты, их тела, лица, голоса, сущности, души. Откровенно говоря, если бы постановка шла на совершенно пустой сцене, она абсолютно ничего не потеряла бы, настолько она центрирована на актёрах (но ценители эстетики, безусловно, не согласятся отказаться от декораций Обрезкова — и будут правы). А труппа Театра Вахтангова, бесспорно, всемогуща — и если своего благословения Сальери Бог не дал, то уж творить спектакли, главная движущая сила которых — суть и талант этих невероятных людей, Он, мне думается, точно велел.
Невероятен здесь каждый. Как хорош Фёдор Воронцов (император Иосиф II), умудряющийся мастерски балансировать на тонкой грани между правдой и гротеском, комичным и устрашающим (пожалуй, он в спектакле мой фаворит, честно признаюсь)! Насколько впечатляет Евгений Косырев (барон Ван Свитен), уверенно пользующийся своей фактурой и демонстрирующий невероятно тонкую актёрскую игру! Можно было бы дальше перечислить всех и каждого, но я остановлюсь на таком утверждении: артисты Театра Вахтангова, как всегда, демонстрируют высоты мастерства — и это не просто красивые слова, а чистая правда.
Но о троице главных героев всё же расскажу отдельно. Екатерина Крамзина (Констанция, жена Моцарта) — артистка, с одинаковой органичностью обживающая и максимально смешные сцены, и глубочайшую трагедию. Глупенькая хохотушка — юная Констанция (а могла ли быть иная жена у нашего Моцарта, сами подумайте?) превращается в раздавленную судьбой женщину, и эта трансформация леденит кровь. Но дождитесь финала — Констанция ещё покажет себя. Увы, мало стать женой гения, чтобы самой приблизиться к нему.
Вольфганг Амадей Моцарт (Виктор Добронравов) — существо неприятное, но бескрайне обаятельное. Добронравов успевает порадовать зрителей и своей пластикой, и вокалом. Но главное — мы действительно видим перед собой человека с сознанием подростка, извращённого, резкого, взбалмошного, избалованного всеобщим вниманием — но при этом стопроцентно честного и открытого (ибо подростковый максимализм — он такой). Для Моцарта сочинять музыку — столь же естественно, как дышать. Он, конечно, осознаёт свою уникальность (ещё бы — такой повод щёлкнуть по носу всем этим скучным «взрослым людям»), но не понимает, какую ответственность налагает на него тяжкий дар — гениальность.
«Гений и злодейство — две вещи несовместные». Но для Сальери тот самый гений и злодей в одном флаконе — как раз Вольфганг Амадей. И это — вторая причина (первая, как мы помним, чёрная зависть), которая приводит к печальному финалу.
Алексей Гуськов (Антонио Сальери) практически не уходит со сцены. Мы видим события глазами его героя, слушаем его воспоминания, окунаемся в рефлексии и размышления. Наидлиннейшие монологи Сальери хочется слушать бесконечно — Гуськов не читает текст роли, он проживает всю ту бурю, которая бушует в душе его персонажа. И ты на полном серьёзе понимаешь придворного композитора. Сидишь и размышляешь: а я бы в такой ситуации как поступила? Я заключаю договор с Господом, живу в аскезе, искренне верю, что Всевышний ниспошлёт мне милость и заронит в меня зёрна гениальности — но всё тщетно. Бог покровительствует тому, кто всей своей жизнью отвергает большинство Его заповедей.
Что ж, не получается прославиться творчески — есть иной способ войти в историю. А ещё — восстановить справедливость. И отомстить. Как Моцарту, так и отвернувшемуся от тебя Господу.
Да, конечно, бедному реальному Сальери — тому, который на самом деле жил в 18 веке, — нельзя не посочувствовать. Он же и в мыслях не имел предпринимать что-либо против Моцарта — да и зачем? При жизни Сальери был куда более популярным и востребованным композитором. Но с лёгкой руки Пушкина наш герой для всего мира стал убийцей и бездарным завистником.
Что подумал бы Сальери о такой славе, мы уже точно не узнаем. Потому не будем фиксироваться на данной мысли, согласившись, что литературные и сценические персонажи совершенно не обязаны во всём походить на «оригинал». От спектакля нам, сидящим в зале, нужно совершенно иное.
Первая в сезоне премьера Театра Вахтангова на Основной сцене (да, прежде нам уже показали несколько новинок, но они идут в других пространствах) рассчитана на максимально массового зрителя. И в данном случае это отнюдь не обозначает нечто усреднённое, не более чем «съедобное», лишённое миссий и ориентиров. Здесь тот редкий случай, когда универсальность идёт под руку с глубиной и смыслами.
Катарсиса, правда, не обещаю (тут всё зависит от ваших личных особенностей психики и жизненного бэкграунда). А вот массу поводов для размышлений долгими вечерами гарантирую. Не для этого ли (в частности) мы и ходим в театр?
