Андрей Гончаров по праву заслужил славу режиссёра, обожающего работать с так называемым «несценическим» материалом. Вот и на сей раз он взялся за произведение, которое легко можно представить себе на телеэкране, но предложить его театру не догадался бы, мне кажется, и самый отчаянный смельчак. Разрешите представить: «Далёкая Радуга» на Малой сцене МХТ им. А.П. Чехова! Фантастика — редкий гость на подмостках.
Как и многие подростки, я начала погружаться в миры Стругацких в весьма нежном возрасте — впрочем, с удовольствием перечитываю их книги и по сей день. И «полуденный» цикл я в те далёкие дни проглотила целиком, только вот одна повесть как не легла мне на душу, так и продолжает ей отторгаться. Да-да, я именно про неё — «Далёкую Радугу».
Уж слишком много в этой книге научных отступлений (которые сперва мне были непонятны, а потом просто скучны). Но это можно было бы пережить. Меня печалил какой-то стерильный, коммунистически правильный социум на Радуге, непохожие на живых людей персонажи (ей-богу, они доблестным комсомольцам из старых советских фильмах сто очков вперёд дадут) и малая событийность повести, помноженная на невысокий эмоциональный накал — это при том, что речь идёт об инопланетном апокалипсисе и массовой гибели людей. Такое ощущение, что книгу писал не легендарный тандем, а кто-то типа её же персонажа — Камилла, учёного, срастившего себя с машиной (ну, или Иван Ефремов — для меня все его произведения выглядят именно так).
Именно поэтому мне было вдвойне интересней узнать, как трансформировал повесть для театральных подмостков Андрей Гончаров. И сразу поделюсь своим резюме: скорее да, чем нет. Вопросов к спектаклю у меня множество, но он определённо сложился, действие захватывает, погружает в атмосферу далёкой Радуги… А финал (правильный, тягостно-безысходный, но всё равно оставляющий надежду на чудо) заставляет зал на какое-то время замолчать, чтобы обдумать увиденное — и только потом одарить артистов заслуженными аплодисментами.
Дело, собственно, вот в чём: прекрасное и счастливое будущее. Перед нами — планета Радуга, которая была колонизирована с единственной целью: дабы превратить её в огромный полигон для научных исследователей. И населяют Радугу замечательные люди: сплошь учёные, влюблённые в своё дело и горящие им. Одно из исследований, проводимых ими, заключается в попытках освоить нуль-транспортировку (по-нашему — телепортацию). Одно плохо: после каждого опыта появляется энергетическая Волна, движущаяся от полюсов планеты к экватору и уничтожающая всё на своём пути. Впрочем, эта неприятность никогда особо не мешала: Волна быстро сходила на нет и не затрагивала людей.
Но однажды всё идёт не по плану (человеческий фактор — он такой) и образуется Волна нового типа — та, которую невозможно остановить. А значит, через каких-то несколько часов она уничтожит всё живое на планете.
Колонизаторам и примкнувшему к ним капитану Горбовскому, доставившему на Радугу груз ульмотронов (о, это очень сложные и нужные приборы, точного предназначения которых не знали и сами Стругацкие — что, впрочем, для сюжета и не нужно), приходится сделать сложный выбор: кто улетит на небольшом корабле Горбовского (а других на планете нет), а кому придётся остаться и ждать конца…
Андрей Гончаров в тандеме с художником Сергеем Илларионовым довольно просто, лаконично и красиво решили вопрос изображения «светлого будущего»: они «окрасили» постановку в кипенно-белый. Декорация — это белоснежная коробка, в которой располагаются несколько геометричных предметов мебели аналогичного цвета. Герои наряжены в белые одежды — и я вам скажу, мода в грядущем (по мнению МХТ, конечно) пойдёт по оригинальной дорожке. (И это вы ещё не видели, какими причесонами и усами щеголяют мужчины!..)
В общем, всё максимально жизнерадостно и непрактично: сразу видно, что жизнь местного люда легка и приятна. С другой стороны, а какой ещё интерьер (да и костюмы) должен быть в научном центре — коим, как ни крути, и является Радуга? А ещё никак не удаётся отделаться от ощущения операционной — в которой люди, колдующие над планетой, нарушили основную заповедь врача: «Не навреди»…
А уж кому в таких условиях полное раздолье, так это художнику по свету Игорю Фомину. Белый холст идеален для творчества, и Фомин «рисует» на нём всё, что посчитает нужным.
Верхняя же часть декораций — экран. На него проецируются и лица общающихся по видеосвязи персонажей, и «трансляция» выступления директора со товарищи, и некие аллюзии и воспоминания героев (видеохудожник — Игорь Домашкевич).
Я ломала себе голову, как же создатели спектакля смогут сделать текст Стругацких если не актуальным, то хотя бы уместным в наши дни. Ну, посудите сами: коммунистическое будущее, бесконечно правильные люди, ставящие собственное дело (в данном случае — науку) выше собственной жизни… Местный «босс» (директор Матвей Вязаницын — экс-звездолётчик и давний друг Леонида Горбовского) — не недалёкий самодур, а истинный отец для всех колонизаторов. Дети, на постоянной основе счастливо живущие в интернате (здесь он и называется соответствующе — «Детское»), ибо только так их смогут максимально верным образом воспитать, а родители не будут отвлекаться от любимой работы на подрастающее поколение… Всё это представлялось мечтателям о грядущем в 1963-м, когда и была написана повесть. Теперь-то иные картины перед любителями фантастики рисуются.
Гончаров вышел из положения наиизящнейшим образом: он презентовал публике… ретро-фантастику. Все эти загадочные угловатые аппараты (снова вспомним ульмотрон), костюмы как с плеча робота Вертера, усы-причёски будто с обложки винила «Песняров», чёрно-белые экраны видеофонов — это же мечты о грядущем былых времён. И в таком антураже «Далёкая радуга» смотрится абсолютно гармонично и уместно, в правдивость её условного мира вполне веришь, правила игры принимаешь и вместе с героями ждёшь неотвратимую и жестокую Волну…
Правда, сложновато придётся зрителям, не знакомым с повестью-первоисточником (или изрядно подзабывшим текст). Режиссёр старается облегчить участь публики и весьма дозированно обрушивает на них «научные» моменты — обойтись без которых, увы, никак нельзя. Но зал всё равно с невероятным трудом продирается сквозь нуль-транспортировки, отправленные куда-то 20 килограммов чего-то, Волны нового типа и их опасность…
Очень не хватает эдакого «погружения в материал» — хотя для него имеется всё необходимое, и можно было бы, пусть и довольно банально, но крайне доходчиво объяснить зрителям, кто на ком стоял. Добавь в начало трёхминутную сцену, во время которой воспитательница Таня раскрывает детишкам (а они здесь — совсем малыши, так что могут быть и не в курсе основы основ существования Радуги) местные реалии, и вот тебе отличная экспозиция, которая позволит раскрутить маховик всего спектакля гораздо быстрее и проще.
Но этого нет, и публика (огромная доля которой, как известно, ограничивает подготовку к походу в театр исключительно прочтением названия постановки, на что имеет полное право) вынуждена продираться сквозь видеофонные беседы героев, обсуждающих невероятную Волну, одновременно укладывая у себя в головах, что вообще происходит и в какой точке вселенной. Подозреваю, что те, кто никогда не погружался в мир Полудня, так до конца и не понимают соль сюжета.
Приплюсуем сюда определённые смысловые лакуны. Скажем, совсем не удалась у Гончарова линейка Камилла. Мало того, что режиссёр с автором инсценировки Надеждой Толубеевой абсолютно не раскрывают суть данного странного персонажа (то бишь, что он — получеловек-полумашина), так ещё и в принципе лишают его пребывание на сцене смысла. Поскольку роль Камилла доверена тому же артисту, который чуть позже перевоплотится в Леонида Горбовского (это Артём Быстров, и он, безусловно, прекрасен), логично, что финальный диалог «полуандроида» и храброго звездолётчика, являющийся одним из ключевых в повести, не только не предусмотрен, но и в принципе невозможен.
Согласна: спектакль простроен так, что беседа Камилла с Горбовским была бы лишней. Но если лицезрение некоего героя постановки оставляет после себя единственный вопрос: «Что это было, шеф?» — нечто в данном сценическом существовании неладно.
Не поймёт не знакомый с социальным устройством мира Полудня зритель и суть Детского, не осознает, что не так с сынишкой Матвея Вязаницына, который «даже в детский сад не ходил», и как, соответственно, привязана к нему мать — а, значит, не пронзит до конца её финальный поступок.
И в полную кашу превращаются события, разворачивающиеся вокруг автобуса с воспитанниками Тани. Здесь же самое остриё моральных выборов — а публика (которой, конечно, намекнули, что эти дети обречены, но лишили возможности осознать сей факт всецело, вымарав из повести единственную фразу — о том, что где-то потерялся автобус с несколькими ребятишками, и они не добрались до корабля) должна выстраивать в мозгу логические цепочки, но потерпеть сокрушительную неудачу. Исходных данных недостаточно: что детей-то на планете куда больше, чем в этой конкретной сцене (а тут тоже поди пойми, вот эти пятеро малышей — это иносказательное изображение некоей многолюдной общности, или же данному количеству можно верить?).
Подобные шероховатости ни в коем случае не помешают зрителям «в материале», но критичны для тех, кто далёк от Стругацких, как та Радуга. Да, я понимаю: текст сложен и нетеатрален, перенести его даже в таком виде на сцену — подвиг. Так что тут тот самый случай, когда перед покупкой билета лучше б ознакомиться с первоисточником.
Но главное, что финал — работает. Гончарову удалось добиться атмосферы гнетущей безысходности, почти рутинной из-за понимания того, что конец неотвратим, но потому ещё более горькой.
Братья Стругацкие написали повесть «Далёкая радуга» после просмотра фильма Стэнли Крамера «На берегу» — того самого, в котором человечество умирало после ядерной катастрофы. Фантасты были потрясены и создали собственную версию истории о том, как люди убивают свой мир — а вместе с ним и самих себя. Сейчас, когда на символических Часах Судного дня всего 90 секунд до полуночи (то бишь, до теоретической ядерной катастрофы), самое время ещё раз вспомнить о хрупкости бытия.
…и помните: в любой непонятной ситуации играйте в прилипал!