Меня переехало временем.
Театр Романа Виктюка предлагает присоединиться к празднованию 130-летнего юбилея Владимира Маяковского, презентуя публике своё прочтение пьесы «Баня». И казалось бы — далеко не актуальное произведение, можно ли его сделать интересным для сегодняшнего зрителя? Но «виктюки» бесстрашны — под руководством режиссёра Сергея Захарина они решаются на сомнительную эскападу… чтобы явить публике яркий, оригинальный спектакль, находя новые грани в старой, известной, казалось бы, до последней запятой пьесе.
Маяковский закончил «Баню» в октябре 1929 года. Это была полновесная сатира на бюрократию раннего СССР, и, вроде бы, ничего более глубокого в тексте раскопать невозможно. 30 января 1930 года состоялась премьера «Бани» в Драматическом театре Государственного народного дома в Ленинграде, но куда более известная, «раскрученная» версия — та, которую 16 марта 1930 года явил на суд публики московский Театр им. Мейерхольда (в постановке своего руководителя, конечно). А уже 14 апреля Владимир Владимирович совершил роковой выстрел…
И если воспринимать пьесу, как последний крик души, крик о помощи, вопль в равнодушное пространство — она читается абсолютно иначе. Именно так вгляделся в строки Маяковского Театр Виктюка.
Немаловажный момент: современники сходились на том, что «Баню» надо не играть на сцене, а читать. Желательно, чтобы это делал сам автор (а у него это получалось фееричнейшим образом). Тогда, мол, текст сияет всеми своими гранями, а в спектакль его превратить должным образом невозможно.
А оказывается — нет, «Баня» вполне себе гармонична в театральных стенах. Тут уж поди пойми, в чём проблема — то ли почти век назад этот материал настолько опередил своё время, что даже сам Мейерхольд перед ним спасовал (а его спектакль изрядно критиковали). То ли зрительское сознание и восприятие изменились, и подобные истории вполне уютно ложатся на извилины мозга публики 2023 года. Но факт остаётся фактом: спектакль «виктюков» — наиприятнейшее зрелище. И я сейчас говорю именно про тот его компонент, который является непосредственно «Баней», а не «изюминкой», добавленной режиссёром.
Сергей Захарин поместил в ткань пьесы ещё одного персонажа — собственно Владимира Маяковского (мощнейшая работа Дмитрия Бозина). И схематичный, невнятный, гротесковый, недостоверный мир «Бани» кардинально преобразился: он стал лишь тенью, отзвуком гнетущего бытия, под которым погряз поэт. Мы слышим стихи Маяковского — «Флейта-позвоночник», «Про это» и «Облако в штанах». Это — настоящее, трепещущее, болезненное, антитеза, театральный контрапункт. Мы видим борьбу поэта с серой, обрыдшей действительностью — но его оружие лишь одно. Слово.
Увы, реальность победила. И мы, побывав на спектакле «виктюков», понимаем, как и почему. Ибо Фосфорическая женщина, приглашающая в счастливый 2030-й год — это всего лишь фантазия (а мы сейчас особенно ярко понимаем, что фантазия — несбыточная). А в действительности правят парадом все эти победоносиковы и мезальянсовы — и разгромить их «бумажный» (в версии Театра Виктюка — картонно-коробочный) мир невозможно…
Если вам не повезло однажды заболеть депрессией, вам будут бесконечно близки метания Маяковского: улыбка на людях и кровоточащая душа наедине с собой. И финальный шаг будет совершенно понятен и объясним… Впрочем, коли ваша психика совершенно здорова, но вы обладаете долей эмпатии, и тогда «Баня» от «виктюков» сложится для вас в цельный, логичный и работающий механизм. И два мира — выдуманный и настоящий — срастутся в одну большую боль.
Проблема пьесы Маяковского, как по мне, в том, что в ней отсутствует главный герой. Сначала думается, что оным станет изобретатель Чудаков — но автор быстро отодвигает его на второй план. Временами активно действует «лёгкий кавалерист Велосипедкин» — но недостаточно для того, чтобы превратиться в основное лицо спектакля. Вроде бы, товарищ Победоносиков правит бал — но не может же главный антагонист играть первую скрипку? И все персонажи сливаются в некую кашу без ярких всплесков.
Введя в спектакль Маяковского, Сергей Захарин мастерски справился с этой бедой (и тут тот случай, когда я готова аплодировать подобному «самоуправству»). Постановка морально центрируется на Владимире Владимировиче — его душе, его боли, его неспособности больше так существовать.
И, да, сама «Баня» на сто процентов неактуальна (вот хоть как выкручивайся, а сделать уместными и злободневными советских бюрократов не смог бы и сам Маяковский, буде некая Фосфорическая женщина перенесла его в наши дни). Но вот «Баня» в версии «виктюков» — это психологическая игра, показывающая, как можно легко и просто убить гения непониманием. А это уже — проблема вневременная.
Художник Юлия Короткова сохранила эдакий «дух мейерхольдовщины» (как он мне чудится; хотя я, конечно, изучала фотографии постановки 1930 года и знаю, что тот спектакль выглядел совершенно иначе) — она поместила персонажей в лаконичное пространство, наполненное грудой коробок (там, само собой, хранятся Те Самые Документы, святые для бюрократов). Костюмы и грим вполне себе авангардны — хотя имеются у меня вопросики.
Вот, например, лица простых рабочих (тех, кого заберут в далёкий 2030-й, то бишь, нужных для будущего людей) украшены графичным гримом — квадратами, линиями, синими бородами… С одной стороны — это признак эдакой уместности, ходьбы в ногу со временем (вспомним о дате написания пьесы). Но для нас-то это решение выглядит почти обезличиванием героев, стиранием их собственных черт. Трудяги, выходит, это одна такая масса без признаков индивидуальности. В то время как антагонисты-бюрократы — красавцы, один другого выразительнее (у Мейерхольда, к слову, было в точности наоборот).
Данное решение мне непонятно, и я предпочту резюмировать, что просто не поняла задумки. Но это претензия, исходящая от мозга, размышляющего, что и почему происходит на сцене. Душеньке же всё понравилось — и грим, отсылающий нас туда, в прошлое, в том числе (а я, признаюсь, нежно дышу в сторону постановок об отечественных 20-х годах прошлого века — понимаю, что там было страшно, бедно и неприятно, но исторический период меня волнует).
Огромное значение в постановке имеет пластика (а за неё отвечала актриса, исполняющая роль машинистки Ундертон — Валерия Энгельс). Это почти отдельный герой повествования. И особенно я рекомендую момент «пьесы в пьесе» (считается, что этот приём Маяковский подсмотрел у Булгакова, который придумал подобное в «Багровом острове»; но писатели квиты — своего «Ивана Васильевича» Михаил Афанасьевич дописал в 1936-м, и его инженер Тимофеев со своей машиной времени очень что-то напоминает). Все эти «капиталы», «братства», «угнетения» и «интернационалы» показаны так просто, легко и — не побоюсь этого слова — смешно, что хоть стоя аплодируй. (И, в конце концов: «Нет щупальцев? Тогда нечего лезть в актёры»!)
И, традиционно для Театра Виктюка, невероятно хороши артисты. Чего стоит когорта бюрократов — товарищи Победоносиков (филиграннейший Станислав Мотырев), Моментальников (Константин Авдеев), Оптимистенко (Павел Новиков), Мезальянсова (Мария Матто), Иван Иванович (Александр Семёнов) и Исак Бельведонский (Владислав Сыровацкий). Этим проще: автор продумал их персонажей до мелочей, и играть их — одно удовольствие.
Сложнее остальным: Яну Латышеву (товарищ Чудаков), Валерии Энгельс (Ундернтон), Наталье Мороз (Поля), Алдару Когаеву (Велосипедкин), Алексею Галкину (Ночкин), Андрею Лукьянову (режиссёр того самого «спектакля в спектакле») и Виктории Савельевой (волшебная и загадочная Фосфорическая женщина). В пьесе тут все (кроме, пожалуй, Поли — и немного гражданки Ундертон), скорей, функции, а не люди. И даже у «виктюков» мы тут наблюдаем местами «концентрированные» народные массы (да, в части сцен так и задумано, но отнюдь не везде). Но Захарин «вытащил» из текста Маяковского максимум возможного, всеми силами «оживляя» персонажей.
Другое дело, что он и не собирался окончательно их «очеловечивать» — ведь от «виктюковского» Маяковского рабочие столь же далеки, как и бюрократы. Ибо в них есть честность, «правильность», нужность — но нет эдакой душевной искры, необходимой поэту. Столкнулись две машины — бумажная и трудовая. Но это «копошение» — далеко от сущности Маяковского. И неважно, что вы тут считаете: обычный снобизм или же бескрайнюю боль измученной души. Главное — что мы острейшим образом ощущаем одиночество поэта, сердечную пустоту, ненужность, непонимание. И не возникает никаких вопросов, как пистолет, который Победоносиков вручает Поле (самый, как мне кажется, нелогичный и ненужный момент пьесы… но психолог во мне, попав в Театр Виктюка, разинул рот от достоверности происходящего), оказывается у конечного адресата…
В итоге у «виктюков» сложился эдакий театрально-музейный экспонат (конечно, не столь «образцово-показательный», как, скажем, «Победа над солнцем» в Театре Намина — вот там, действительно, ощущаешь себя экскурсантом, попавшим в прошлое), позволяющий окунуться во времена Маяковского, но при этом живо пульсирующий, горячий, возвращающий нам пусть не истинного Владимира Владимировича, но художественное представление о нём Сергея Захарина и его команды. (А ещё спектакль идеально встраивается в авангардное пространство экс-Дома культуры им. Русакова, что придаёт происходящему дополнительную атмосферность.)
На вопрос, почему пьеса называется именно «Баня», автор отвечал двояко. «Правильно»: «Баня моет (просто стирает) бюрократов». И, думается мне, правдиво: «Потому что это единственное, что там не попадается». Постановка Театра Виктюка — о той бане, которая промывает мозги, превращая личности в винтики бюрократической машины. А ещё — это своеобразная душевная баня, очищающая и напоминающая о том, что на самом деле важно для каждого из нас — вне зависимости от того, что творится за окном. Позволяющая остаться человеком.
Необъяснимое явление: да, сюжет «Бани» в наши дни неактуален. Но именно сейчас пьеса, её стилистика, язык, авторские приёмы смотрятся современно и естественно («Баня» опередила своё время — и вот, наконец, оно пришло). В нынешнем сезоне нас ждёт масса постановок, посвящённых юбилею Маяковского. Зачастую — основанных на биографии поэта. Но вот такого сплава, в котором слились воедино и личность автора, и его детище, ручаюсь, вы точно больше нигде не увидите.
Так что приезжайте в Сокольники, наслаждайтесь режиссёрскими находками, оригинальной «картинкой», шикарными артистами — и ненадолго загляните в Москву 1923 года… чтобы в итоге посокрушаться, что год 2030-й будет абсолютно не таким, каким он виделся Маяковскому. Впрочем, может оно и к лучшему?
