Человек должен трудиться, работать в поте лица, кто бы он ни был,
и в этом одном заключается смысл и цель его жизни, его счастье, его восторги.
А.П. Чехов, «Три сестры»
В «Школе драматического искусства» стартовала Молодёжная программа, в рамках которой молодые режиссёры могут представить столичной публике свои работы, и для каждого из них это будет дебют в качестве постановщика на театральной сцене. Открыл программу спектакль «Моя жизнь» по одноимённой и не слишком широко известной повести Чехова в версии Данила Акутина.
Акутин, надо сказать, уже проявил себя не только как сложившийся артист сцены и экрана, но и как кинорежиссёр. И его первая работа в театре — это самый настоящий фильм на подмостках (причём, далеко не только потому, что в постановке использованы видеопроекции). Но обо всём по порядку.
Лично для меня странноват выбор молодым постановщиком именно этого материала. Смотрите сами: «Моя жизнь» повествует о молодом человеке Мисаиле, потомственном дворянине, который не хочет протирать штаны в некоей конторе (а именно такую службу предполагает его происхождение), предпочитая «умственному труду» (в кавычках — ибо Мисаил прекрасно отдаёт себе отчёт, что ума-то в такой работе не требуется) физический. Не желая быть бесполезным и не ощущая себя лучше и выше простых работяг, Мисаил идёт вопреки воле властного отца и поступает в маляры.
Бедность, голод, тяжкий труд, насмешки окружающих, отверженность, отцовское неприятие — но Мисаил твёрдо следует собственному пути, успев даже жениться (на богатой наследнице — но, вроде бы, поддерживающей взгляды супруга) и развестись, обрести понимание сестры (которая сама внезапно оказалась на дне жизни) и окончательно укрепиться в собственных взглядах.
В финале (горьком, но, тем не менее, очень светлом) мы узнаём, что наш герой одержал верх: он победил косность городских обывателей, принявших таки его выбор (в названии и повести, и спектакля стоит сделать ударение на слово «моя» — та жизнь, которую для себя определил Мисаил). А отец… Что ж, проблема отцов и детей вечна.
Чехов, с одной стороны, поддерживает идеи Толстого, с другой — весьма художественно оспаривает ряд тезисов Льва Николаевича, но этот «творческий диалог» интересен по большей части литературоведам да историкам. И понятно, что конец 19 века и начало века 20-го были тем самым периодом, который сделал актуальными размышления о труде как таковом — и о том, что честная, тяжёлая работа, в поте и крови, куда более важна и уважаема, нежели «служба белоручек», ибо на ней всё зиждется.
Но почему подобная тема затронула вполне современного Данила Акутина? Все эти длинные, многословные измышления о труде и прогрессе — чем они близки постановщику? Признаюсь, ответа я не имею.
Но, если вдуматься, а так ли неактуально произведение Чехова? Какими глазами сегодня посмотрят на сына, скажем, мэра или профессора МГИМО, который, имея полный карт-бланш, решил пойти в сантехники? А с другой стороны, не переживает ли в наши дни физический труд некий ренессанс? Ещё недавно «работа руками» считалась чем-то низменным, приземлённым, пролетарско-маргинальным. Зато перебирать бумажки в офисе жаждал каждый — это ж статус. А теперь умелый слесарь или тот же маляр — на вес золота (и труды его оплачиваются соответственно).
Ломка стереотипов происходит медленно, постепенно, и, вероятно, Акутин просто предвосхитил тему, которая вспыхнет уже вскорости. Конечно, «сословного налёта» уже не толком не существует, и рассуждать о том, пристало ли дворянину мыть полы, мы не будем. Но что ответить отпрыску, которого мы прочили на высокий пост, а он, внезапно, заявил, что жаждет работать, например, на стройке, премьера ШДИ подскажет. Ибо она здорово освежает сознание и заставляет задуматься о ценностях. Так, может, в этом и был замысел постановщика?..
Сам спектакль минималистичен и лаконичен. Сценография предполагает обширное поле для фантазии зрителей: четыре шкафа с ворохом одежды в каждом, перемещаясь, трансформируют пространство, меняя и собственные «роли» в постановке (художник-постановщик — Елена Ярочкина, художник — Кирилл Саленков, художник по свету — Михаил Глейкин). Становясь то неприступными стенами, то широко распахивающимися дверями, то обстановкой уютного имения, то затхлыми комнатушками, эти шкафы ещё и выступают в качестве видеоэкранов: на них выводятся сцены с отцом Мисаила (Сергей Ганин в спектакле присутствует исключительно «виртуально», ибо мир его персонажа слишком далёк от бытия родного сына; но эта актёрская работа, однозначно, мощна), аналогично мы знакомимся и с письмом упорхнувшей в новую и светлую жизнь жены главного героя.
И вот тут мы начинаем говорить о кинематографичности постановки. Но не в видеопроекциях заключается её суть (редкий режиссёр в наши дни не пользуется достижениями технологий). Это лишь частность — сделанная, бесспорно, на высочайшем уровне (ответственный за видео — Александр Шапошников).
Данил Акутин подошёл к созданию спектакля, используя свой киноопыт. Самым ярким проявлением оного является «поэпизодность» повествования: будучи в том числе и автором инсценировки, Акутин легко и непринуждённо перескакивает от главы к главе, от сцены к сцене, от кусочка к кусочку без каких-либо связующих звеньев и намёков на вымаранные твёрдой рукой строки — так, как будто бы мы смотрим фильм. И, прекрасно понимая, что и зачем он делает, режиссёр сохраняет стопроцентную стройность сюжета и динамику, придерживаясь при этом поступательного, размеренного, неспешного, жизненного чеховского темпа.
Чёткое и красивое мизансценирование — будто бы артисты находятся в кадре, который должен быть безошибочным. Психологическая фокусировка на крупных планах: мы выхватываем взглядом именно то, что наиболее важно в данный момент. Никакого «театрального декламирования»: абсолютно «житейские» интонации и громкость речи (благо, камерный Новый зал Сцены на Новослободской позволяет расслышать даже самый тихий шёпот). Возможность с любого места рассмотреть каждый взгляд, каждый жест. И рождается он — спектакль с душой фильма, фильм с сущностью спектакля. Впечатления феерические.
И наведение «душевной лупы» даже не на лица — на сердца персонажей — делает все занудные, казалось бы, измышления о труде (даже бойкий Чехов порой может убаюкать, право) понятными и захватывающими. Это уже потом, по пути домой, ты будешь размышлять, ради чего тебе всё это столь долго и горячо говорили. А сидя в зале, ты впитываешь каждое слово, принимаешь позицию каждого из героев и не поражаешься тематике повествования. Волшебство — или же мастерство и талант? Однозначно, второе!
Доверена же вся история только четверым артистам — а они в ШДИ могут справиться с любыми задачами. Фёдор Леонов исполняет роли инженера Виктора Ивановича, главы работников Редьки, младого доктора Благово и некоей мужской фигуры. Арина Федосенко тоже многолика: ей доверены сестра Мисаила Клеопатра, строгая Анюта Благово (одно замечание: как бы зрительно посильнее этих двух персонажей развести?) и женская фигура. Анна Чепенко оживляет Машу — жену Мисаила.
В основе же всего — Андрей Харенко, играющий главную роль. Сложность вот какая: Чехов оставил своего героя почти бессловесным. Ведя повествование от имени Мисаила, Антон Павлович сконцентрировался на его мыслях, а вещать вслух доверил всем остальным — подразумевая при этом, что в реальности Мисаил вполне себе активно вступал в диалоги, а не был молчаливым букой. И вот что ценно: Акутин сумел сохранить эту особенность повествования от первого лица, не приписывая Мисаилу лишнего текста, но позволяя домыслить его ответы остальным героям.
Я привыкла видеть Андрея Харенко в совершенно других, характерных ипостасях. И вот — глубочайшая, серьёзная, суровая работа, подразумевающая бесконечный внутренний монолог, однозначно считываемый зрителями. Эта роль — из тех, за которыми хочется наблюдать безотрывно, ибо даже когда артист молча стоит в углу, его персонаж проживает важнейшие моменты. Браво!
Сложность в простом. Красота в минимализме. Технологичность и психологизм. Скорость и размеренность. Прошлое — и… будущее ли? Настоящее? Тут сами решайте. «Моя жизнь» — это крайне необычный по своей сути спектакль, заставляющий задуматься о собственной судьбе, предназначении, правильности выбранного пути — и, кто знает, может, выйдя из театра, вы и решитесь направить свою жизнь в том направлении, которое вам давно грезилось, но казалось неверным… ибо так же не принято.
Это очень сложно — научиться понимать, к чему вы на самом деле стремитесь. Особенно если окружающие не приемлют ваш путь. Вашу жизнь. Так сходите в ШДИ — волшебный пендель гарантирован!
PS. И не забывайте: «Тля ест траву, ржа — железо, а лжа — душу».