На этот раз рубрика «НЕЗАШЛО», как вы видите, охватывает аж два времени года. Ну, вот так мне душа повелела. И обратите внимание: нынешнее «НЕЗАШЛО» действительно соответствует своему названию: здесь есть и вполне себе крепкие и даже для кого-то отличные спектакли, которые мне ну просто не зашли. Кривить душой я позволить себе не могу, потому не хвалю огульно, но объясняю, что лично для меня в той или иной постановке не так.
А что касается критики — ну, ясное дело, без неё тут никак. Жаль. Я ж восхищаться люблю, а не ругать…
«Лето Господне» (РАМТ)
Здесь тот случай, когда я нежно люблю все составляющие: РАМТ, его гениальную труппу, режиссёра Марину Брусникину (вот уж кто постановщик моего сердца, так это она)… Да и от книги Ивана Шмелёва «Лето Господне» я впала в такой восторг, что тотчас же перечитала её ещё раз. Это литература-пирожное, каждое слово — деликатес, погружаешься в страницы — и впадаешь в читательский экстаз.
Один минус: «Лето Господне» — из тех книг, которые… невозможно перенести на сцену. Да, даже Брусникина, филигранно умеющая работать с несценическим текстом (да она в принципе пионер и амбассадор данного направления) и создавшая и на сей раз очень красивый, атмосферный, душевный спектакль (сразу же скажу спасибо и всей постановочной команде: художнику Нане Абдрашитовой, художнику по свету Нареку Туманяну, видеохудожнику Владимиру Алексееву, композитору Александру Девятьярову, музыкальному руководителю Алене Хованской, хореографу Дмитрию Бурукину) оказалась бессильна. Хотя отдам должное инсценировщику Андрею Стадникову — он действительно старался превратить описательный текст в пьесу — и при этом сохранить шикарный язык и размышления Шмелёва.
И, возможно, тут действительно именно что «не зашло»: будем честны, для максимального погружения в «Лето Господне» нужно быть не просто в курсе религиозной составляющей жизни русского человека 19 века (если верить Шмелёву, она была просто-таки основной если не для всего народа вообще, то, как минимум, для его семьи и всех прочих домашних — стопроцентно), а самому существовать в данном контексте. Ну, хотя бы быть человеком верующим, а потому принимающим и понимающим авторский посыл (в частности, тот факт, что смерть отца является не кульминацией сюжета, а лишь ведёт к ней; кульминацией же становится религиозное проживание ребёнком данного события) и выносящим из спектакля именно то, что задумывали создатели, а не некоторую долю недоумения.
В любом случае, для меня в сложившемся полотне (равно как и в литературном первоисточнике) очень мало событийности. Шмелёв описывает собственное детство, выбрав исключительно самые светлые и радостные краски (а попутно — отомстив «холодной» матери и сиблингам, в принципе не упомянув их в «Лете Господнем» и «подарив» весь мир себе-ребёнку и любимому папашеньке), продемонстрировав прошлое (и личное, и всей страны) абсолютно идеальным и выведя религиозный аспект во главу угла.
Погружаться в уже неведомые никому праздники (любовно перечисленные и описанные в программке, потому в обязательном порядке призываю вас её приобрести, если приедете на спектакль) и традиции, связанные с ними, к слову, довольно интересно и познавательно. А с какой любовью все эти бытовые сцены воспроизведены в постановке — любо-дорого смотреть!.. Вот только по сути своей «Лето Господне» — это набор тех самых «праздничных» сцен, которые только к финалу сплетутся в некое подобие движущейся вперёд, к итоговой точке истории. И, да, концовка сложится и будет именно такой, какой должна быть. Даже меня пробило, хотя оба действия я оставалась весьма отстранённым зрителем (что для меня-эмпата ужасная редкость).
Резюмирую: «Лето Господне» — хороший спектакль по неподходящему материалу. И смотреть его вполне можно — особенно, если для вас всё, что касается вопросов веры, не пустой звук. Тогда, вероятно, вы можете и катарсиса достичь (говорят, случается таковое). Остальных же я предупредила: невероятно красиво, очень по-брусникински, созвездие гениальных актёров (Александр Девятьяров, Евгений Редько, Алексей Блохин, Тарас Епифанцев, Анна Тараторкина, Татьяна Матюхова, Яна Палецкая / Антонина Писарева, Полина Каленова, Денис Баландин, Алексей Мишаков, Владимир Зомерфельд, Дмитрий Бурукин, Иван Юров / Виктор Панченко, а также юные артисты Максимилиан Кутузов и Дмитрий Брусникин) — и, рассуждая о РАМТе, я не стесняюсь употреблять сей громкий эпитет…
Но… ни одного попадания в сердце. И вы не представляете, как мне самой от этого досадно.
«Светит, но не греет» (Театр Вахтангова)
И здесь тоже, казалось бы, столько всего прекрасного: Театр Вахтангова, пьеса Островского (ну, и Соловьёва, конечно), первоклассные артисты театра, ценимый мной режиссёр Сергей Тонышев… А спектакль не сложился настолько, что мне даже вспоминать о нём не хочется. Так скажу: если есть желание посмотреть отменную постановку по пьесе «Светит, да не греет», то прямая дорога вам в Малый театр. Вот там действительно шикарная вещь у Владимира Бейлиса получилась.
А Тонышев создал нечто аморфное, тягучее, ужасающе скучное, бесконечное… Ну, неинтересно смотреть на сцену, увы. И сценография Филиппа Шейна (которой вторит сценический свет Руслана Майорова из разряда «сценическая темнота») усугубляет ситуацию, делая картинку ещё более плоской и однородной.
То, что у Бейлиса становится эдаким «психологическим детективом», завораживающим и пленяющим, у Тонышева беспощадно засасывает в болото тоски и уныния (и даже «находка» с васильком, то бишь, с внезапной даже для драматургов любовью зажиточного крестьянина Дерюгина к госпоже Ренёвой, не спасает… ибо ведёт из ниоткуда в никуда).
Печально, но, кажется, тонкий и умный режиссёр Сергей Тонышев совершил ту же ошибку, что и ряд талантливых творцов: забыл, что спектакли он ставит в первую очередь для публики, а не только для собственных поисков и ответов на интересующие себя вопросы. Это беда…
А о спектакле у меня всё.
«Марина» (РАМТ)
Я традиционно не хожу на спектакли про Цветаеву (и по Цветаевой), ибо отношение к данной персоне у меня сложилось давно — и весьма однозначное. Более того — если я хоть ненадолго снова погружаюсь в биографию Цветаевой, потом неделю на полном серьёзе болею — лечу отравление её токсичностью. Вот и на этот раз (когда я не смогла отказаться от похода в любимый РАМТ, ибо больше никого с фотоаппаратом на пресс-показ отправить не получилось) стряслось то же самое: приходила в себя я дней 10 и сокрушалась о том, что рискнула на подобную авантюру (стоит добавить, что я после спектакля ещё и полностью прочитала дневники сына Марины Ивановны, Мура, которые до сей поры проглядывала по диагонали лишь выборочно, и вот тут мне совсем поплохело).
Но то личное (его я умею отбрасывать, рассуждая о постановках), а нам важно, что же сотворил режиссёр Владимир Богатырёв в Чёрной комнате РАМТа. А тут сложная ситуация. Значит, так: в основе действа лежит РАМТовская редакция пьесы Нонны Голиковой. Вот её я найти не смогла, потому рассуждаю о том, что показали нам: странноватую нарезку сцен из жизни Цветаевой, вроде бы, широко охватывающих судьбу поэтессы (знаю, что М.И. требовала именовать себя поэтом, но сейчас, когда по земле русской шагают феминитивы, возникшие ровно по той же причине, по которой век назад Цветаева требовала удалить окончание женского рода из названия своей профессии, полагаю, сама наша героиня была бы обеими руками за поэтессу), но при этом… толком ничего не раскрывающих.
Получается, если вы, в отличие от меня, не окунались в жизнеописание Марины Ивановны по маковку, не штудировали письма и прочие документы, не рассуждали над «героями и злодеями» в бытии Цветаевой, то рискуете не понять, кто все эти люди на сцене (тем более, что почти всем доверено по нескольку ролей), чего они хотят и почему. Слишком поверхностный взгляд на произошедшее, слишком редким пунктиром обозначены дни — и даже годы.
Плюс добавлю, что мне не близок подход режиссёра к данному материалу (местами в спектакле даже проскальзывает нечто ученическое, почти беспомощное, отнюдь не соответствующее статусу постановщика), вопросы вызывает и сценография (художник — Лилия Баишева) — скажем, то самое цветаевское «синее море» (ткань на заднике сцены) решено по задумке интересно и выразительно, а по факту — грубо и не слишком удобно для артистов, управляющихся с ним (впрочем, надеюсь, технические моменты «подточатся» со временем).
Что касается самой личности М.И. (как называл мать в своих дневниках Мур), то и тут не всё слава богу: поначалу создатели спектакля, вроде бы, стараются встать на позиции объективной оценки (затрагивая, скажем, вопрос неверности Цветаевой родному мужу), а во втором акте перепрыгивают на лыжню оправдания — правда, не слишком активного, какого-то робкого и тихого… И поди пойми, что сказать хотели и какую мораль в финале выдвинуть.
Идти на «Марину» нужно только если вы, как и я, обожаете РАМТ и его артистов (а Анастасия Волынская, Дмитрий Кривощапов, Евгения Белобородова, Иван Забелин и Константин Юрченко традиционно прекрасны… хоть порой и не знали, как мне показалось, куда себя девать в условиях, предложенных режиссёром). Ах да, и, конечно, если вы любите Цветаеву — ну, или относитесь к ней индифферентно. В идеале хорошо б хоть точечно быть в курсе биографии главной героини.
В целом же премьера РАМТа меня даже не нервирует — а это огромный показатель, если мы рассуждаем о постановке про Цветаеву. Да, сама М.И. доводит вашу покорную до трясучки. Но не вот этот спектакль о ней. Потому, из-за своей пресности, и попала «Марина» в рубрику «Незашло», не заслужив индивидуальной странички на сайте.
«Ненаглядная сторона» («Ленком»)
Помнится, я ругала спектакль «ГоГоЛьИЛиАДА», поставленный Игорем Миркурбановым в «Ленкоме». Ну, так я продолжу песню сию. Ибо теперь настала очередь «Ненаглядной стороны».
Это, знаете ли, «А зори здесь тихие» в прочтении Миркурбанова. И я изо всех сил надеялась, что на сей раз инсценировка будет хотя бы чуть более крепкой, нежели в спектакле по бедняге «Ревизору». Я искренне желала премьере успеха. Увы, от меня лично ничего, как вы понимаете, не зависело… И «Ненаглядная сторона» имеет только один неоспоримый плюс по сравнению со спектаклем-предшественником: она длится всего два часа, а не три с половиной…
Миркурбанов, уже традиционно для себя, перепахал и перелопатил сюжет, приправив его неизбежной долей потустороннего, но лишив логики, стройного скелета и, если позволите так сказать, души. Ну, говорила ж я — и я повторюсь: хороший режиссёр не равно отменный сценарист. А Игорь Витальевич, ручаюсь, показал бы себя интереснейшим постановщиком, работай он на основе крепкого литературного материала, а не собственных бушующих мыслей.
Красиво — но задумку декорации можно оценить где-то начиная со второй половины зала, вся публика, что сидит ближе, из-за высоты сцены не может в должной мере насладиться «раскалывающейся звездой» (это я вам как краевед говорю — только на чужих фотографиях рассмотрела, какова там красота). Очень странное художественное решение, так, знаете ли, не делается (художник-постановщик и художник по костюмам — Андрей Шаров). Огромный упор на видеопроекции, слепящий свет и рычащий звук (видеохудожник — Алан Мандельштам, художник по свету — Евгений Виноградов, саунд-дизайн — Маргарита Пахомова). Всё это богатство с завидной периодичностью погребает под собой остатки смысла.
Артисты, вот, хорошие. Одно жалко: им не дали что-то сыграть, велев медленно перемещаться по сцене с зачастую каменными лицами (особенно не повезло в этом плане старшине Васкову — его покерфейс, вероятно, символизировал проживание персонажем во всех временах сразу и тоску по своим ещё живым, но для него уже мёртвым зенитчицам; только вот зрителям-то мимическая работа тоже нужна — и чтобы она соответствовала происходящему на сцене было б желательно).
В общем, два часа разваливающегося, шатающегося действа, постоянно ставящего ничего не понимающую публику в тупик, отсутствие видимой морали, сути и ценности, смазанная подача жизненных историй девушек-зенитчиц (делали-то, наоборот, фокус на оных, но не срослось)… И две огромных обманки, которые заставляют неопытного зрителя поверить в то, что он посмотрел не неудачный, несложившийся спектакль, а нечто ценное и художественно полновесное.
Во-первых, это лейтмотив постановки — та самая песня «Ненаглядная сторона», но не в оригинальном исполнении Леонтьева, а в версии Сергея Мазаева. Песня звучит дважды, по разу в каждом из актов. Полностью. На сцене в этот момент ничего не происходит — все замерли и внимают.
И, да, песня хорошая (я так её с детства обожаю). И качает знатно (спасибо саунд-дизайну). Но как можно было столь небережно расходовать сценическое время, заставлять зрителей просто прослушать от начала и до конца одно и то же? И, да, в праздничные победные дни на сцене присутствовал лично Сергей Мазаев, исполнивший трек вживую (в остальное время звучит фонограмма). Ну, пусть, первый раз был уместен (пусть и странен эдакий концерт посреди спектакля). А второй?
(Я ещё добавлю, что лично в моём представлении песня вообще не подходит постановке по повести «А зори здесь тихие»: история именно о женщинах, девушках на войне, а текст Шаферана — о «сыновьях родных и дочерях», и более того — о том, что в могилах «спят сыновья твои». Чисто с языковой точки зрения царапает невероятно.)
Ну, а во-вторых — и это главный фокус постановки, — в самом конце объявят самую настоящую минуту молчания, и весь зал встанет в едином порыве… Наше воспитание такое: гордость за дедов и боль за их гибель — у нас в крови, и мы сами нагоняем в своё сознание нужные эмоции… наивно потом полагая, что их нам подарил спектакль, а не читерский финальный ход…
Короче, хотите действительно мощного прочтения повести «А зори здесь тихие» — срочно отправляйтесь на Сцену «Мельников», ибо там режиссёр Антон Оконешников создал самый настоящий шедевр (и, надо сказать, ряд решений, которые, как ни удивительно, параллельно пытались внедрить в постановку «Ленкома», у Оконешникова эталонны). А на Миркурбанова не ходите. Не надо. Потом мозг болеть будет…
«В самое сердце» (Электротеатр Станиславский)
Об этой премьере Электротеатра я бы, откровенно говоря, ни слова не писала. Потому что «В самое сердце» — это что угодно, но не спектакль. Но вот как вспоминаю о данном действе, так в бешенство впадаю (честное слово, давненько меня так не возмущали режиссёрско-актёрские поиски). Потому — коротко, по делу… И забыть.
Спектакль создан по мотивам новелл Луиджи Пиранделло «Три мысли горбуньи» и «В самое сердце», но так как новеллы эти коротенькие-коротенькие, то мотивов пришлось «напеть» множество.
Сайт театра обещает нам «изучение природы театра методом этюда с использованием пластических и перформативных практик», которые позволят «вместе с Автором покинуть контекст жизни, чтобы оказаться в художественном пространстве».
Далее стоит прямо целиком процитировать, так мощно сформулировано:
«Актер как главный герой ищет действие и управляет им. Приемом «открытого хода» он взаимодействует с пространством Малой сцены Электротеатра, создавая таким образом форму. Спектакль живет в разных плоскостях игрового построения: двигаясь по композиции, актеры исследуют переход не только от ситуации к игровому построению драматического действия, но и от драмы к перформансу».
Красиво, да? Дальше ещё лучше:
«Спектакль становится не просто интерпретацией новелл итальянского классика XX века, а настоящим экспериментом, где актеры и зрители совместно исследуют границы театрального искусства».
И что же получилось из столь впечатляющей задумки? А ничего. Режиссёр Павел Шумский и артисты Виктория Пикос, Александра Скорокосова и Влад Волков, вероятно, действительно провели интереснейший поиск смыслов и формы, но на зрителя они выкатили нечто аморфное, невнятное, низкотемповое и не наполненное эмоционально, больше похожее на цепочку этюдов, нежели на готовую постановку.
Какие-то странные перемещения в пространстве (внезапные и неоправданные проходки, переставления стульев только для того, чтобы сесть на них снова чуть в другой точке сцены, алогичные присаживания в зрительный зал), «сбрасывание» образов в самый неожиданный момент и обратное «надевание масок» (что больше походит в итоге на репетицию, где актёр то вживается в образ, то стоит в уголочке, оставаясь собой, а не на продуманный приём), громкая экспрессия, в мгновение ока приходящая на смену тихой флегматичности, вкрапление каких-то «левых» персонажей, о которых мы так и не понимаем ничего, кто они вообще и зачем тут, при том, что мы и в основных действующих лицах до самого поклона разобраться не в состоянии (тут «спасибо» инсценировке, не доносящей до публики связной истории)…
А главное, поди пойми, что нам хотели всем этим невразумительным зрелищем сказать. Я — страдала и терпела. Мужики по соседству без зазрения совести проспали оба акта (слава небесам, хоть не храпели). Понимаете, да? В зале всего 42 зрительских места, все сидят в один ряд, и артисты вынуждены наблюдать, и как публика отправляется в царство Морфея до ходу пьесы, и как после антракта значительно увеличивается количество пустых стульев (а мне рассказывали, что не только во время «моего» показа сие случилось, это обычное явление на данном спектакле)… Ужасно.
Спектакль, увы, не сложился. Потому и не заслуживает он личной страницы на моём сайте, отправляясь в сборник незашедшего.
…а я вот сейчас опять вспомнила «В самое сердце», и снова голова раскалываться начала… И каждый раз так.
«Эти и К.С.» (Электротеатр Станиславский)
Сложная ситуация. Рассуждая об этой постановке, я бы во многом повторила то, что писала о предыдущей. Но при том это два абсолютно разных провала (и уж простите, это действительно провалы). Общего — локация (и, да, это тоже Электротеатр Станиславский) да полное зрительское непонимание того, что им показывали и зачем.
Впрочем, будем честны: спектакль «Эти и К.С.» гораздо бодрей и динамичней. Но главное — короче (минут 50 с натяжкой он длился). Так что публика из зала выходила вполне живая и улыбающаяся. А ещё данная премьера Электротеатра подаётся с куда меньшим пафосом, нежели её «сестрица». И уже потому она милее моей душеньке.
Читаем: «Спектакль, вдохновленный трудом К.С. Станиславского „Этика“». Ну да, прозвучат какие-то вырванные из контекста цитаты Станиславского, перемежаемые не менее неоправданными строками Даниила Хармса, Саши Чёрного и Иосифа Бродского.
Дальше тоже не могу не процитировать: «Артисты Серафима Низовская и Денис Бургазлиев, сплетая воедино мысли Станиславского о нравственности и долге с бунтарским духом поэтов XX века, придают особую глубину вечеру». Сразу добавлю, что сами артисты значатся и режиссёрами, а Серафима — ещё и автором инсценировки.
Ну, тут хотя бы вязкость и бессвязность происходящего оправдывается действительно репетиционным процессом: по задумке авторов, двое актёров приходят на репетицию и ждут режиссёра. Который так и не является (неудивительно — Константин Сергеевич так-то давно ни на какие репетиции не ходок; ну да, немного юмора в спектакле встретится). Ну, и артисты решают что-то сами попробовать сделать.
Но вопрос: а публике-то всё это что даёт? Да, поначалу кажется, что будет необычно. Что идеи сплетутся одна с другой, родив эдакий венок мыслей, к которому придут в финале. И артисты обаятельные. Ан нет: одна с другой детали действа скрепляться ничем не будут (ой, а вот эти их «шары» сделали головную боль ещё сильнее; я ж почти забыла об этой детали постановки). Да и закончится всё им же — ничем.
Так что в Электротеатре отпремьерились два подряд не-спектакля — один вообще ни в какие ворота, второй… ну, он хотя бы симпатичный. Идти не стоит ни на какой из них.