Театр Романа Виктюка ставит эксперимент в честь 200-летия А.Н. Островского: четвёрка режиссёров общими силами «сконструировала» спектакль-путешествие, в котором презентовала публике, цитирую, «лучшие сцены о любви» из пьес великого драматурга — да ещё и позволила публике прогуляться по различным пространствам театра, дабы снова напомнить об уникальности творения архитектора К.С. Мельникова. И мне думается, назначить премьеру постановки «Островский. Авангард» под самый занавес сезона было очень правильным решением: есть время, чтобы как следует обдумать плюсы и минусы получившегося полотна, понять, что не сработало, сделать верные выводы и в новом сезоне выдать на-гора версию 2.0 — с тем же содержанием, но с исправленной «логистикой».
Собственно, суть вот в чём: нам показывают отрывки из четырёх пьес Островского. На боковых балконах «оживают «Волки и овцы» (режиссёр — Игорь Неведров) и «Доходное место» (режиссёр — Кирилл Шендеров). «Бесприданница» (режиссёр — Александр Тарасов) «захватывает» максимум пространства: действие развивается как на сцене театра, так и снова на балконах (но на них на сей раз публика взирает снизу, с авансцены). И завершает сей «фестиваль Островского» пьеса «Свои люди — сочтёмся» (режиссёр — Андрей Боровиков), «выжимку» из которой зрители смотрят, наконец, сидя в зале на обозначенных в билетах местах.
Есть и ещё один элемент спектакля: небольшой киносеанс, в рамках которого публику впечатляют отрывками из выпущенного в 1933 году фильма Владимира Петрова «Гроза», сопровождаемый эдакой «лекцией» Дмитрия Бозина, размышляющего и о картине, и о её особенностях (в частности — о том, что множество решений в фильме ещё совершенно театральные), и, несомненно, о том, что вообще ждёт публику в этот вечер в театре, и зачем создавалась постановка.
Как я поняла, во время предпремьерных и премьерных показов порядок первых четырёх элементов менялся и переосмысливался (потому не удивляйтесь «несогласованности» авторов отзывов в интернете), но система, в целом, такая: «развесёлые цыгане», сопровождающие почтеннейшую публику на протяжении всего действа, предлагают каждому присутствующему вытянуть по карте. Таким нехитрым способом зрители делятся пополам (дабы была возможность вместиться в камерное пространство балконов): кому досталась красная карта — отправляются по одному маршруту, синяя — по другому. Но в итоге все неотвратимо сойдутся в зрительном зале и завершат вечер Островским с точки зрения Андрея Боровикова.
Вроде бы, всё выглядит соблазнительно и интересно — что же не так? А подкачала как раз она — логистика. Не решена банальнейшая и основополагающая проблема: перемещение и распределение публики в пространстве. А когда ты не понимаешь, куда тебе идти, в каком углу встать, на какое кресло сесть — и вообще, когда тебе сложновато добраться до назначенной точки, тяжко размышлять об искусстве.
Смотрите: вход на балконы театра располагается аж на пятом этаже. И нужно дотопать до этой верхотуры собственными ногами. Здорово, если вы молоды и мощны как духом, так и телом — вы в первых рядах покорите вершину и усадите своё победительное тело в уютное кресло.
А вот коли вы из тех, кому взбираться в горы проблематично, тогда что? Возраст, физическое состояние, беременность, наконец — и путь на балкон превращается в непреодолимый квест. Впрочем, никуда не денетесь, доберётесь («скоростным» же зрителям придётся минут 15 ждать в бездействии, пока подтянутся все отстающие) — и увидите, что все удобные места на небольшом балконе уже заняты. Вам нужно или карабкаться на дальние ряды (а это тоже непросто, ибо Мельников строил свой ДК для молодых и сильных рабочих), или присаживаться на ступеньки — благо, на заботливо предложенную подушечку. Хорошо, если кто-то уступит вам кресло пониже — но это доброе деяние усугубит всеобщую сутолоку… И сия катавасия к Театру с большой буквы не имеет отношения от слова вообще.
Самое плохое, что билеты продаются с местами — но только для Основной сцены, то бишь, для финальной, пятой части. Всё остальное время работает «право сильного» — вы можете приобрести самое дорогое место, но, передвигаясь недостаточно быстро, львиную долю спектакля будете созерцать с галёрки. Неправильно, несправедливо — и нелогично с маркетинговой точки зрения.
Вот эти проблемы и нужно решить театру, дабы «Островский. Авангард» стал рядовым событием в афише, а не поводом для драки. И это вполне возможно — прочие «спектакли-бродилки» не дадут соврать. Плюс у «Виктюков» удобный инструмент есть — те самые цыгане, которые пока крайне боятся прямого контакта со зрителями, ибо интерактив — штука сложная и требующая долгих тренировок.
Если молодые артисты театра, одетые в цветастые наряды, начнут действительно управлять публикой («Ай, малахитовый, вижу — не в первом ряду твоё место, наверх иди, счастье своё найдёшь!»), с шутками и присказками направлять людей в нужные точки (в том числе на «Бесприданнице», когда бедные зрители вообще не понимают, куда приткнуться, и откуда появятся артисты), взаимодействовать и давать обратную связь — цыгане на самом деле станут тем самым «роком», который они призваны воплощать. Это с творческой стороны. А с логистической — просто порядок сложится.
Ну, и технические моменты: ещё раз высчитать, сколько времени люди поднимаются-спускаются по лестницам (а то странновато, что рассаживание на балконе длится чуть ли не дольше, чем последующий отрывок из пьесы), придумать, как отметить места, на которые нельзя садиться (чтобы даже самые упёртые зрители сами осознавали, что сии кресла — запретные), точнее выстроить логику «лекции» Дмитрия Бозина, звучащей во время просмотра «Грозы», решить вопрос со светом, бьющим прямо в глаза на балконах (в этот же пункт запишем проектор на «Бесприданнице», который и не факт, что нужен вообще, но зрения лишает ударно)… Все эти пункты — сложные, но необходимые, если мы говорим о театральных «бродилках».
И я бы рада столь многословно и развёрнуто не расписывать просчёты создателей спектакля, но именно они, увы, во многом стали основой общего впечатления. Логистический сумбур подмял под себя эмоции от отрывков из пьес Островского. Впрочем, у меня имеется рацпредложение: давайте пока забудем всё вышеизложенное. Если театр успешно проведёт работу над ошибками, моя объёмная критика не будет иметь значения, зато «Виктюкам» можно будет виртуальный памятник ставить за исправление собственных недосмотров.
А вот коли в грядущий сезон «Островский. Авангард» войдёт, как он есть, тогда и вспомним, что ещё летом множество рецензентов указывало на недочёты, предлагая пути решения. (Но, мне думается, подобного не произойдёт: в афише на ближайшие месяцы обсуждаемой здесь премьеры, увы, нет, что говорит или о вдумчивой переработке полотна, или… Ну, вы поняли — или о том, что опыт был признан неудачным. Впрочем, поживём — увидим.) А пока давайте, наконец, поговорим о спектакле как таковом: он этого точно заслуживает.
Четыре режиссёра. Четыре точки зрения. Четыре пьесы. Четыре истории любви. Четыре мини-постановки в одной «упаковке». И, если разобраться с шероховатостями, очень интересное и довольно необычное полотно, показывающее, каким может быть старый добрый Островский в современном театре.
Основная целевая аудитория премьеры, по заверению постановщиков, — школьники. Умный и верный подход: «Островский. Авангард» с лёгкостью продемонстрирует молодёжи, что «скучная классика» — в реальности штука актуальная и захватывающая.
Единственное, человеку, не знакомому с оригинальными текстами, проблематично понять, что происходит перед его глазами. Диалог Глафиры и Лыняева, равно как и сцена Полины и Жадова, вырваны из контекста и показаны «как есть»: без предыстории и заделов на будущее (но поскольку сами отрывки имеют логичное начало и концовку, смотрятся они на одном дыхании). Отрывок из «Бесприданницы» более загадочен: персонажей в нём аж четверо, и осознать, почему случилось то, что мы видим (в смысле, тот самый выстрел), новичку нереально.
Потому совет: для более глубокого проникновения в ткань постановки перечитайте хотя бы краткое содержание пьес (ну, а педагоги пусть приобщат своих подопечных к первоисточникам). Здесь тот самый случай, когда лучше бы быть «в материале» — дабы оценить новаторство (буде оно вам таковым покажется, конечно) прочтения текстов и понимать, что и почему происходит между персонажами.
Мне повезло: тот порядок, в котором я ознакомилась с отрывками из Островского, оказался наиболее логичным и правильным, от максимально «классической» трактовки до самой неожиданной, по возрастающей. Первыми были «Волки и овцы» в версии Игоря Неведрова. Очень лёгкое, симпатичное, приятное уму и сердцу прочтение, наполненное юмором и изящными гэгами. Неведров вполне успешно справился с пространством правого балкона, сделав узловой точкой небольшой подиум в «центре событий» и периодически отправляя своих героев «прогуляться» по рядам. (Если я не ошибаюсь, идея использования такого подиума принадлежит Кириллу Шендерову, но вся четвёрка режиссёров без проблем подхватывала задумки коллег, связывая отрывки из пьес в том числе и такими общими решениями.)
Мария Матто (Глафира) и Прохор Третьяков (Лыняев) абсолютно чудесны — их персонажи обаятельны, забавны, а главное — вполне глубоки и с лёгкостью представляются в «полноразмерных» «Волках и овцах». Очень украшает происходящее и Алдар Когаев — разудалый цыган с гитарой, отвечающий за музыкальное сопровождение, второстепенных действующих лиц и ремарки от автора («Калитка! Лужа!»).
Казалось бы — ничего революционного Неведров не продемонстрировал. Но от него этого, во-первых, и не требовалось. А во-вторых, вот вам отличный пример: и не перелицовывая Островского, можно сделать его современным. Мои аплодисменты! (Единственное, я бы предпочла менее радикальное разрушение театрального волшебства, и на месте «развесёлых цыган», провожающих зрителей до следующей локации, напоминала бы, что на полу — «лужа». Ведь вся публика именно через неё, воображаемую, проходит. Хотя бы с первыми несколькими людьми можно так поиграть: «Ну лужа же!.. Ай, вы гости, идите, как хотите!..» Да, детский сад — но столь любимый зрителями.)
Вторым для меня стало детище Кирилла Шендерова — отрывок из «Доходного места», разыгрываемый на левом балконе. Всё та же мини-сцена-подиум, очень похожая «картинка» — но совсем иное наполнение. И к нему у меня масса вопросов…
На самом деле смотрится отрывок великолепно: впечатляет вот эта гнетущая атмосфера, спрятавшиеся где-то вдали скрипач и трубач (опять же из числа «развесёлых цыган»), тряпичные куклы, сидящие в зрительном зале и используемые по весьма нетривиальному назначению (постоянные зрители Театра Виктюка этих «ребят» сразу же узнают)… И артисты на уровне — что Никита Башков (Жадов), что Анастасия Якушева (Полина).
Только… В отличие от предыдущего отрывка, этот никак не встраивается для меня в пьесу Островского. Он, как бы, самоценен, не связан с оригинальным текстом, его смыслом, сутью, персонажами… Если Неведров смог вычленить сцену так, что она осталась частью целого, то здесь всё выглядит, будто Шендеров взял диалог — и работал конкретно с ним, не интересуясь особо, что там было вокруг сего эпизода.
Понимаю, что это — проблемы восприятия. Несомненно, режиссёр имел своё — и весьма конкретное — представление о пьесе, и, ставь он её целиком, никакого отторжения бы не возникало — выстроилась бы своя, свежая логика, и зрители бы удивлялись новаторству постановщика.
Но нам, к сожалению, приходится оценивать работу по небольшому кусочку, и, раз уж театр решил показывать Островского как такового, стоило ли столь радикально подходить к прочтению отдельно взятой сцены (именно внутренне, эмоционально) — или же правильнее было бы сохранить побольше авторского духа? Моё мнение вы уже поняли, полагаю. (И пожалуйста, если уж по мизансцене артисты покидают подиум и отправляются в ряды кресел, следуйте примеру Неведрова: спускайте их пониже! Бегая сразу за ограждением подиума, аналогично как и присаживаясь у двери, актёры просто скрываются от глаз зрителей. Постановщики, давно вопию: изучайте своё творение из всех доступных точек зрительного зала! Не забывайте при этом, что у зрителей имеются головы, возвышающиеся над креслами и перекрывающие вид ещё сильнее!)
Номер три — немного «Бесприданницы» от Александра Тарасова. Вот тут уже почувствовался истинный Театр Виктюка (как я оный понимаю) и его эманации. Жаль, что, как я уже говорила, зрителям даже не намекают, куда встать и в какую сторону смотреть. Здесь это необходимо. Ибо часть действа (начало и финал) происходит в центре сцены, на которой и стоит почтеннейшая публика, а в середине сюжета нужно будет смотреть ввысь — на балконы, где общаются Лариса и Паратов. (Если уж так не хочется сразу раскрывать секреты мизансценирования, можно было бы банально расставить большую часть цыган, хоть на гитаре поигрывающих, хоть пританцовывающих, вокруг ящика, на который проецируется название спектакля. Зрители автоматически бы вокруг них правильным образом сгрудились. И, да, на первый ряд надо бы разрешать садиться тем, кто подустал спускаться с балкона. Понимаю, что кресла пока накрыты, дабы никто на них не приземлился и не испортил себе впечатление в связи с отсутствием глаз на затылке. Но не прогоняйте немощных — мне, например, жаждалось присесть минут на пять, а не разрешили, увы и ах. У вас же цыгане есть — вот и пусть намекают, что ты, мол, садись, но смотреть будет неудобно.)
Постановочно этот кусочек, конечно, конфетка. Вот разглядеть, возможно, у вас получится не всё — если не удалось в первые ряды пробиться, и вы ютитесь на задворках. Ну, тут уже ищите наилучшую точку, что ж поделать. Но режиссёру — нижайший поклон. (Хотя, если вспоминать мой совет изучать постановку со всех точек, здесь центральный подиум я бы повыше порекомендовала сделать — опять же, чтобы публике было повиднее.) Тут снова — удачно вычлененный из общего полотна отрывок, который ты без проблем домысливаешь до целой пьесы. И оригинальная, живая, берущая за душу трактовка всем известного материала.
Лариса (Мария Матто, которую мы уже оценили в «Волках и овцах») воспаряет ввысь на крыльях своей любви — и срывается на самое дно, туда, где её ждёт судьба в лице несчастного Карандышева (Константин Авдеев). Эти актёрские работы чудесны — и добавьте к ним абсолютно непередаваемого Кнурова (Александр Семёнов), который здесь выглядит чуть ли не главным героем повествования — что, как ни странно, вполне органично в рамках трактовки Александра Тарасова. (Кстати, Семёнов — ещё и чемпион по иммерсиву: он, единственный, абсолютно не боится прямого диалога со зрителями и активно взаимодействует с окружающими. Вот на кого бы всем равняться!)
Имеется, увы, определённая проблема с Паратовым (уже знакомый нам Никита Башков). Он, скорее, функция, а не полновесный персонаж, картонная фигура, нужная исключительно для того, чтобы Ларисе было к кому обращаться. Понятия не имею, почему постановщик с артистом остановились на таком варианте прочтения героя — то ли решили не перегружать содержание, сфокусировавшись на самом болезненном моменте пьесы, то ли допустили досадную ошибку, которая дошла до зрителей.
Тем не менее, трио Ларисы, Карандышева и Кнурова превосходно, и в целом такой «трёхмерный Островский» идеален для достижения главной цели спектакля: приобщения молодёжи к классике. Совершенно ясно, что всю «Бесприданницу» от начала и до конца в подобном обрамлении представить если не невозможно, то точно крайне проблематично, но ведь такой задачи и не стояло. А получившийся отрывок идеален для того, чтобы продемонстрировать, насколько по-разному может быть презентован знакомый, казалось бы, материал.
И, наконец, финальная, самая объёмная часть, стоящая абсолютно особняком: «Свои люди — сочтёмся» от Андрея Боровикова. Здесь мы смотрим почти без купюр третье и четвёртое действия пьесы — и, оказывается, их вполне хватает для того, чтобы у зрителей в голове сложилась цельная картинка. Да, финальная часть пьесы являет собой завершённую историю, ибо автор в ней резюмирует всё, сказанное ранее, и, конечно же, расставляет точки. Но, честное слово, вот эту бы феерию я с удовольствием посмотрела от начала и до конца, настолько удачным и неожиданным получился отрывок.
Нет, я признаю, что скоморошину в театре мы уже видали не раз (скажем, сразу вспоминается детище Юрия Муравицкого — «СЛУГА ДВУХ ГОСПОД. RUSSIAN EDITION» в Театре Пушкина, решённый в подобной же эстетике). Но то форма — и уж коли у режиссёра есть чёткое понимание, как он в оную планирует вложить авторский текст, кто может запретить ему творить? Тем паче, что «русский лубок» у Боровикова сплавлен с раннесоветским авангардом (сценография, костюмы и грим — это, на мой взгляд, невероятная прелесть, обожаю подобное), как бы наглядно иллюстрируя название всего увесистого театрального полотна — «Островский. Авангард».
Впервые за всё путешествие по экс-ДК имени Русакова публике доходчиво объяснили, что делать, выведя на занавес проекцию: «Судари и сударыни, извольте занять ваши места в зрительном зале» (почему бы не сделать нечто подобное и перед «Бесприданницей»?). И вот, привычно сидя в креслах, мы улыбались, хихикали и даже хохотали (хотя, конечно, временами задумывались и печалились, как и было запланировано), погружаясь в схематичную, но точную и ёмкую клоунаду, вспоминая о биомеханике Мейерхольда и, несмотря на солидный тайминг действа (давно уже превысившего обещанные программкой 2 часа 45 минут без антракта), абсолютно не желая, чтобы сей яркий праздник заканчивался.
Отрывок Боровикова оказался чемпионом не только по объёму, но и по «населённости» — в нём было задействовано целых семь артистов. Из этого созвездия хотелось бы выделить Павла Новикова (Самсон Силыч Большов), Олесю Быкодёрову (Устинья Наумовна, сваха) и чудеснейшую Викторию Савельеву (Липочка), но, несомненно, первая скрипка вручена режиссёром недавнему выпускнику Школы-студии МХАТ Сергею Соломину (Лазарь Елизарыч Подхалюзин).
Всё действие вертится вокруг Подхалюзина (и в переносном, и в прямом смысле — если вспомнить вращающуюся конструкцию декораций). И молодой артист с лёгкостью держит «механизм» постановки на своих плечах, совершенно органично существуя в предложенных обстоятельствах, сохраняя нужный градус как театральной правды, так и гротеска, впечатляя мимикой, интонациями и движениями (а вот тут самое время поблагодарить режиссёра по пластике Владимира Аносова)… В общем, Сергей Соломин стал для меня главным открытием и самым ярким «элементом» сверхнасыщенного спектакля — и, судя по отзывам, я в этом мнении не одинока.
Резюмирую всё вышесказанное: эксперимент Театра Виктюка, бесспорно, очень интересен и нетривиален. К сожалению, впечатление от постановки портят «оргмоменты», но, при должном упорстве, с этой бедой вполне можно справиться.
В нынешней, затянутой и сумбурной подаче, три первых отрывка («Волки и овцы», «Доходное место» и «Бесприданница») кажутся всего лишь аперитивом, «затравкой» перед основным блюдом — мощной скоморошиной Андрея Боровикова. И это печально, ибо, при всех возникающих вопросах, каждый из «кусочков» пазла оригинален и заслуживает самого пристального внимания.
Хочется верить, что театр «вылечит» спектакль и поставит его на нужные, гладкие рельсы. (В ином случае я была бы не против, коли в афише появится непосредственно название «Свои люди — сочтёмся», и отрывок станет полновесной постановкой.) Но даже сейчас я утверждаю: школьникам подобные «конструкторы-бродилки» показывать не только можно, но и нужно. Когда нудные тексты из учебника оживают вот в таком, внезапном и понятном каждому виде, классическая литература становится частью бытия, сознания, а не навязанной рутиной. И это бесценно.
PS. Настоятельно прошу учитывать, что речь в данной статье идёт о показах спектакля, состоявшихся в самом конце июня 2023 года. Если вы — зритель из будущего, планирующий посетить «Островский. Авангард» в пока ещё не наступившие для автора сего текста даты, учитывайте, что все «неполадки» могут быть давно «починены» (на что я, повторюсь, всем сердцем надеюсь), и вы впечатлитесь постановкой без доставшихся нам «спецэффектов».