Среди отчаянной скуки, когда вместо людей кругом бродят
какие-то серые пятна, слышатся одни пошлости…
А.П. Чехов, «Дядя Ваня»
Спектакли, обещающие нам новое прочтение всем известного материала, как правило, бывают двух типов: инновационные и «капустники» (как я это называю). Первые — это когда постановщик действительно старается раскопать в пьесе неведомые прежде смыслы, взглянуть на сюжет с внезапного угла, дополнить текст свежими глубинами (и сейчас неважно, насколько удачным порой выходит такой творческий поиск).
Вторые… Это моя боль. Тут, кажется, режиссёр, берясь за навязшую в зубах пьесу, рвётся из кожи вон, чтобы любыми способами впечатлить публику — а глядите, как я издеваюсь над этой надоевшей нудятиной!.. Оценили?! Не спектакль, а цирк — смыслы поставлены с ног на голову просто потому, что это можно сделать, герои трактованы диаметрально противоположно от авторской задумки, ибо почему бы нет, и, в целом, постановка кажется эдаким номером на театральном корпоративе — вот, мол, как мы вас сейчас развеселим, вы ж подустали сие играть, а у нас юмор.
Обидно, что порой подобные «капустники» на полном серьёзе занимают место в афише — причём, самых серьёзных театров. Вот и МХТ им. Чехова недавно обзавёлся такой новинкой. Знакомьтесь: «Дядя Ваня» в постановке Дениса Азарова.
И я признаю, что вряд ли Азаров изначально планировал устроить «капустник». Стопроцентно, он на полном серьёзе намеревался совершить революцию в мире Чехова. Но вместо доброй музы на плечо режиссёру сел озорной бесёнок, шепнувший прямо в ухо: «А давай мы с тобой сейчас кааак вывернем пьесу наизнанку, кааак устроим шапито — вот все удивятся!..» Зачем, почему — неважно. Главное — чтобы «шалость удалась».
Результат закономерен. Спектакль несказанно радует всех тех, кто настолько устал от «Дяди Вани» (артисты, режиссёры, театроведы, критики etc.), что готов в воздух чепчики бросать, наблюдая эдакий КВН на академической сцене. Но вот какой вопрос: а что это всё даёт ему — обычному зрителю, ради которого и существует театр?..
Итак, что у нас есть. Великолепная, даже величественная сценография Николая Симонова. Художник потрудился на славу, использовав всю высоту и глубину сцены МХТ. Уместные, соответствующие эпохе костюмы Марии Даниловой. Казалось бы — вот в этих условиях и должен родиться Тот Самый, настоящий и весомый «Дядя Ваня»… Ан нет.
Денис Азаров решил копать не вглубь, а перпендикулярно, создавая некое оригинальное прочтение классической пьесы, но забыв об одном: вложить в оное хоть минимальную осмысленность.
Отбросив всё, что задумал Чехов, режиссёр решил сотворить своих, неизведанных героев. Нет, у него определённо удался Серебряков (невероятный Авангард Леонтьев): в МХТ отставной профессор отнюдь не капризная пустышка, но вполне цельный, понятный человек, искренне любящий жену и вызывающий симпатии зрителей. Другое дело, что это видение никак не коррелирует с авторским текстом (да ещё и постановщик заставляет миссис Войницкую перед началом каждого из актов зачитывать редкую белиберду под якобы авторством Серебрякова, тем самым окончательно вводя публику в состояние прострации).
Ничего не удалось Азарову поделать с Соней (Дарья Трухина) — она вполне канонична и похожа на реального человека. Складывается впечатление, что Дарья — чуть ли не единственная, кто здесь играет Чехова (а не «играет В Чехова»). Титанический труд.
Не могу не признать, что интересна и Елена Андреевна (Светлана Колпакова). Другой вопрос, что в героине не чувствуется никакого надлома, трагедии из-за её замужества. Елену Андреевну, кажется, всё полностью устраивает, а как она относится к Астрову и дяде Ване, осознать в предполагаемых нам условиях нереально. Как ни старается Колпакова (а артистка действительно рвётся из кожи вон), перед режиссёрскими задумками она бессильна.
Аморфен и бестолков Телегин (Иван Дергачёв) — если вы подзабыли, кто таков Вафля у Чехова и зачем он нужен в пьесе, спектакль МХТ не даст ответов. С тем же успехом можно было бы вообще вымарать персонаж из сюжета (и хорошему артисту не пришлось бы мучиться, пытаясь хоть как-то оправдать своего героя).
Ещё больше вопросов к Марье Васильевне (Дарья Юрская). Волей Азарова мадам Войницкая предстаёт младой красоткой со стильным каре (почему нет — хотя, помнится, что-то похожее мы уже где-то видали). Это существо возвышенное, погружённое в сочинения зятя-Серебрякова и тонкое искусство — даже дворовые девки Войницкой вынуждены вырядиться в балетные пачки и демонстрировать неуверенные па, дабы угодить барыне (а вот такое нам точно уже показывали). Но подобный юмор впечатляет максимум одну сцену, а на протяжении почти всего спектакля такое не работает — приедается. А самое плохое, что, кроме вот этого странного шутовства более ничего в Марье Васильевне нет — увы, перед нами ещё одна бесполезная героиня, без которой вполне можно было бы обойтись.
А вот кто на сцене царствует — так это старая няня Марина (блистательная Ирина Выборнова, «гостья» из Театра Гоголя). Видимо, творя свою «культурную революцию», Азаров стремился придать персонажу второстепенному большую весомость, нежели предполагалось. Но, по факту, он «просто» сделал то, что задумал сам Чехов, позволив Выборновой продемонстрировать свою мощь. Даже молча сидя в углу сцены, она кажется смысловой осью происходящего.
Самая моя большая печаль — доктор Астров (Павел Чинарёв). Согласна, весьма соблазнительно представить Михаила Львовича эдаким вечно пьяным хамом с манерами распоследнего гопника. Но зачем он тогда высказывается про уничтожение лесов, для чего рисует карту уезда (которую с таким нежеланием и пренебрежением демонстрирует Елене Андреевне)? Может быть, он отправляется в алкогольные заплывы, будучи не в силах справиться с душевной болью за загубленную экологию? Но нет, этого у Азарова не видно. Снова вспоминается разудалый «капустник», главная цель которого — вывернуть наизнанку привычное, дабы удивить и повеселить присутствующих.
И смотрите какое дело: я абсолютно не имею в виду, что Азаровские попытки переиначить Чехова недопустимы. Напротив: творческий поиск — главная движущая сила театра. Но в МХТ текст пьесы никак «не сшит» с действием — ни по смыслу, ни контрапостом (уметь «спорить» с автором — это, всё же, отдельный талант). Можно в сцене, скажем, великосветского бала вырядить героев в лыжные костюмы и заставить их чистить картошку, озвучивая все реплики бодрым рэпом. Главное — чтобы зрителям было понятно, зачем это сделал режиссёр, что он хотел сказать. Вот с этим у Азарова как раз и проблемы. За его находками — звенящая пустота, и даже забойная I Was Made for Lovin’ You группы Kiss, звучащая в момент пьянки, не спасает ситуацию (напротив, она ставит перед публикой очередной вопрос: в чём смысл эдакого музыкального баловства, если более ничем в партитуре спектакля оно не подкрепляется?).
Вот и получается, что Павел Чинарёв вынужден играть… по сути, ничто. В его персонаже нет не то что цельности — внутренней сути. Ну да, мы поняли, что Астров — неприятный тип, который кричит, рычит и жёстко бухает. И что нам это даёт, господин постановщик? Какие уроки мы должны вынести? Нет, нельзя, нельзя так поступать ни со зрителями, ни с актёрами!
Разве что дядя Ваня (Сергей Епишев) — вполне себе «чеховский» тип. Другое дело, что вялость и бесхарактерность на театральной сцене нужно показывать втрое активнее, чем бодрость и наполненность — иначе получится не герой, а снулая рыба. Что мы, собственно, в МХТ и наблюдаем. И ведь Азаров уже работал с Епишевым — в Театре Виктюка, в «Мёртвых душах» (ещё одном спектакле, в котором смысл сокрылся за инновациями — но, как показала практика, не столь критично, как на сей раз), — где ударно пользовался уникальной фактурой и органикой артиста. Здесь же мы наблюдаем забивание гвоздей микроскопом: можно по пальцам пересчитать моменты, во время которых Сергею удаётся блеснуть (и то, кажется, вопреки задумке постановщика, а не благодаря ей). Главная задача Епишева — ходить печально по сцене, временами нечто монотонно произнося. Но этот артист слишком глобален (в том числе и чисто внешне), чтобы остаться на втором плане и не привлекать лишний раз внимание почтеннейшей публики.
Как и у почти всех прочих ролей, у Ивана Петровича Войницкого есть форма, но нет содержания. Актёры знают, что именно им нужно играть и, полагаю, даже объясняют для себя, каков в существовании их персонажей смысл (иначе бы их титанические старания не привели к тому, что история всё же складывается в некую общую картину). Но, повторюсь, всё это остаётся тайной за семью печатями для зрителей.
Вы можете поинтересоваться, почему я начала рассказ о постановке с описания ролей. Всё просто: потому что исключительно на попытке трансформации героев пьесы и стопорятся усилия режиссёра. Шикарная сценография отлично обманывает зрителя: за красивой картинкой не сразу удаётся разглядеть вакуум спектакля.
Самое ужасное, что примерно к середине первого акта становится невероятно скучно… Азаров играет на одних и тех же инструментах, растягивая каждую из своих «находок» на всю историю. А в адекватном произведении должны быть разные ноты, иначе кому оно будет нужно и интересно?
Несколько отличается, нельзя не признать, финальная сцена: статика, темнота и тлен. (Впрочем, как раз нечто подобное сделал Сергей Газаров в «Дяде Жорже» Театра сатиры — но в этой версии «Дяди Вани» и концовка иная, и между Газаровым и Азаровым разница не только в одной букве, потому у Сергея Ишхановича получилось нечто умопомрачительное, а у Дениса Николаевича фокус не удался.) Но зрители же — не дураки, они на первой минуте поняли, что хотел сказать постановщик. И уже хочется, чтобы всё поскорее закончилось, а однообразное и бессобытийное действо всё тянется и тянется, не меняя ни своего градуса, ни малейшего настроенческого оттенка. Бедный Сергей Епишев безынтанационно мямлит чеховский текст (ибо режиссёр окончательно забывает, что вялость в театре должна быть стопроцентно энергичной), а вместо итоговой точки мы наблюдаем эдакое растворение спектакля в воздухе — и это даже не многоточие, которое обозначало бы открытый, но явный финал, а именно что уход в никуда.
Самое яркое впечатление от постановки у меня — вкусный запах свежих опилок, обильным слоем покрывавших всю сцену. А, по сути, он должен быть лишь приятным дополнением к остальным эмоциям от увиденного, услышанного и прочувствованного.
Если Азаров ставил во главу угла сетование Астрова: «Те, которые будут жить через сто, двести лет после нас и которые будут презирать нас за то, что мы прожили свои жизни так глупо и так безвкусно, — те, быть может, найдут средства как быть счастливыми…» — то он, своего, конечно же, добился. Глупо и безвкусно — именно так. Лучше, чем Чехов, высказаться о премьере МХТ не получится.
Честное слово, задумай режиссёр превратить «Дядю Ваню» в разухабистый фарс, авангардное шоу, гротесковую комедию, где смех прорывается сквозь надрыв (тут мне в голову сразу приходят канувшие, к несчастью, в Лету спектакли Крымова по Островскому в ШДИ), я бы первая аплодировала смелости решения. Сейчас же перед нами ни рыба, ни мясо — уже не классика, но ещё не эксперимент (как будто старые стены академического театра давили на Азарова и запрещали проводить излишне оригинальные творческие опыты).
«Дядя Ваня» в МХТ, увы, лишился чеховской глубины — и не обрёл ничего взамен. Сюда не стоит водить школьников — они не прикоснутся к творчеству великого писателя и не проникнутся идеями его пьесы. Не будет смысла и в походе на постановку «залётного зрителя» — лучше выбрать одну из версий «Дяди Вани» (или того же «Дядю Жоржа»), идущих сразу в нескольких московских театрах.
А вот коли вы — завзятый театрал, видевший уже буквально всё и жаждущий приобщиться к новому, то почему бы и не приехать в Камергерский? Неудачными спектаклями вас не запугаешь (уж сколько их было), да и находить жемчужины в любых раковинах вы приучены. Может, и откроется вам нечто, неведомое мне.
Премьера «Дяди Вани» была приурочена к 125-летию Художественного театра — в котором, кстати, до этого сию пьесу ставили уже трижды: В. И. Немирович-Данченко и К. С. Станиславский в 1899 году, М. Кедров, Н. Литовцева и И. Судаков в 1947 году , а в 1985-м — О. Ефремов. Насколько гармонично встраивается нынешнее прочтение в этот славный ряд — вопрос со звёздочкой.
Но подарок на юбилей получился, прямо скажем, сомнительным. В красивой обёртке (и я ещё раз воспою хвалу сценографии Николая Симонова) обнаруживается отнюдь не то, что жаждалось получить зрителю. И даже «изюминки» (в лице прекрасных артистов) не спасают ситуацию — «Дядя Ваня», как ни крути, откровенное режиссёрское фиаско. Остаётся только надеяться, что пятая инкарнация пьесы на сцене МХТ окажется тем самым спектаклем, который мы и надеемся лицезреть на этих подмостках. И да будет так!
