Смейся в лицо судьбе, Примадонна.
Не привыкать тебе, Примадонна,
К роли страшной и смешной —
Быть всегда одной…
Какая необычная история: в двух разных московских театрах с промежутком всего в несколько месяцев появляются спектакли о Марии Каллас (в следующем году исполнится сто лет со дня рождения певицы, так что желание воздать ей дань памяти понятно). На самом деле, их было бы три — если бы на сцене Театра Вахтангова состоялись гастроли постановки «Мария Каллас. Воспоминания в письмах» с Моникой Белуччи в главной и единственной роли.
Но, поскольку в наши дни подобное перешло в разряд несбыточного, ограничимся премьерой всё того же Театра Вахтангова «Мастер-класс» (фактического бенефиса Людмилы Максаковой) и новорождённой постановкой Театра Наций с нежным и романтическим названием «Канарейка», в которой роль Божественной досталась Сати Спиваковой.
Должна признаться, я весьма болезненно отношусь к необходимости сравнивать какие-либо спектакли. Огромная ответственность — дать себе право ставить печати и ранжировать премьеры по качеству. Какое же счастье, скажу я вам, что в данном случае этого делать не придётся — уж слишком различаются две истории про Каллас. Потому сопоставлять мы с вами будем исключительно подход к материалу и угол, с которого постановщик взирает на героиню, приняв за аксиому тот факт, что обе премьеры получились весьма весомым прибавлением на театральной карте Москвы.
И вот что самое интересное: если спектакль Театра Вахтангова как бы изучает Каллас извне (то есть, постигая то, что сама La Divina демонстрировала окружающим), лишь изредка, как в замочную скважину, вглядываясь в душу героини, то постановка Театра Наций, напротив, сосредоточилась на сущности Божественной, всего-то пару раз «выныривая» на поверхность и позволяя зрителю оценить, как певицу воспринимали другие люди. Можно даже сказать, что «Мастер-класс» повествует о великой Марии Каллас, а «Канарейка» возвращает в мир Марию Анну Софию Кекилию Калогеропулу (так когда-то была крещена будущая мировая звезда).
Самое необычное, что спектакли идеальным образом выстраиваются в эдакое двухсерийное полотно: в Театре Вахтангова мы увидим Каллас уже в роли эдакой сбитой лётчицы, потерявшей возможность петь, но ещё парящей на крыльях былой славы и дающей мастер-классы в Нью-Йорке. А в «Нациях» мы узнаем, как закончился жизненный путь Божественной, как окончательно рухнуло её бытие и рассыпались последние иллюзорные надежды на счастье. Удивительнейшим образом постановки не спорят, но дополняют друг друга, и если бы режиссёры вздумали добиться подобного эффекта, предварительно сговорившись и творя в четыре руки, уверена, у них не получилось бы убедительней.
В основе «Мастер-класса» лежит одноимённая пьеса Терренса Макнелли, в ткань которой режиссёр Сергей Яшин любовно вплёл письма Каллас, «позаимствованные» в книге Марии Варденги «Когда вернётся бабочка». А вот «Канарейка», наоборот, базируется на текстах Варденги — писательница вместе с постановщиком Дмитрием Сердюком с нуля создала канву повествования, «сшив воедино» ряд неотправленных писем. Но и здесь есть вкрапления из «Мастер-класса» — порой весьма весомые (вы узнаете и «красный свитер», и попытки дать урок воображаемым молодым артистам, и, конечно же, зубодробительный финальный монолог Марии).
И, что приятно, эдакая «обратная рекурсия» привела к весьма впечатляющему результату. (Единственное, меня печалит отсутствие хоть какого-то упоминания Макнелли в описании спектакля, ибо «заимствования» довольно объёмны и значимы для спектакля, а авторские права — штука важная.) Каллас в «Канарейке» — это женщина, живущая прошлым. В настоящем у неё нет ничего и никого, кроме тройки слуг, ставших спутниками Божественной на финальном этапе её пути.
Стремясь забыться, Мария горстями глотает таблетки… что провоцирует исключительно ухудшение состояния её психики и окончательное погружение в мир иллюзий (примерно такая же история, кстати, случается с героиней пьесы «Мама» Флориана Зеллера, сценическую версию которой можно увидеть в Театре Моссовета). И здесь, в этой туманной дымке, Каллас снова проживает дни счастья и величия.
Она опять может поговорить по душам со своей главной и, может быть, единственной любовью — Аристотелем Онассисом, человеком, подарившим Марии сначала наслаждение быть желанной, а затем — боль предательства, походя убившим её как артистку. Именно Онассис дал Каллас прозвище Канарейка, легко и просто посадив свою «птичку» в золотую клетку. (И неважно, случалось ли всё, рассказанное нам со сцены, в действительности или является художественным вымыслом. В конце концов, как сказала Сати Спивакова, нам демонстрируют не документальный фильм, а театральное произведение, с нежностью и уважением «воскрешающее» певицу и позволяющую нам взглянуть ей в глаза.)
Каллас вновь ощущает себя нужной — все окружающие (водитель, горничные, психотерапевт) кажутся ей учениками, пришедшими на мастер-класс (или же на кастинг оперы «Макбет», как говорит пресс-релиз, хотя в самом спектакле на подобное намёка я не услышала; впрочем, для сюжета этот момент не имеет значения). И она повторно переживает давно свершившееся (потому неудивительно цитирование пьесы Макнелли), учит «желторотиков» актёрскому и певческому мастерству — и даже слышит те же самые ответы, что и много лет назад. (Это я для себя так оправдала монолог одной из молодых артисток, вложенный в уста горничной Женевьевы Ноэль и звучащий от её лица нелогично и неорганично. А вот если представить, что Женевьева в реальности просто возопила что-то о том, как ей надоела подобная жизнь, а в сознании Каллас всплыли слова той эмоциональной девушки из прошлого, ставящей под сомнение великую роль Театра и значимость служения оному, то всё встаёт на свои места.)
В остальное же время La Divina пользуется своеобразной «машиной времени» — телевизором, по которому безостановочно крутятся старые документальные хроники и выступления Каллас, приводившие некогда публику в исступление. Если бы не это достижение науки и техники, пожалуй, Мария круглосуточно погружалась бы в другое guilty pleasure — перечитывание своих неотправленных любимому Ари писем и новому проживанию бесед с ним.
Замечу, что, в отличие от Театра Вахтангова, в «Нациях» текст не «вычищен», и диалог на яхте (здесь трансформировавшийся в экспрессивнейший моноспектакль внутри постановки) сохранил и упоминание «огромного греческого члена», и все прочие «солёные словечки». Но, признаем, что, пусть они и озвучиваются Каллас, но автором-то их является Онассис. А наедине с собой Мария, не позволявшая себе ничего подобного при посторонних, могла быть максимально искренней.
«Мастер-класс» — это история о крахе большой артистки. О выборе между творчеством и любовью — и об итоговом проигрыше. «Канарейка» же — спектакль о самопринятии, о жажде иметь рядом близкого человека, конечно же, тоже о любви — но схлопнувшейся в холодную пустоту и одиночество. О том, что даже мировая слава не может спасти от тихого и одинокого ухода в небытие. Но обе премьеры заставляют нас задуматься о правильности жизненного выбора — если, конечно, душа захочет и будет в силах его сделать, а не рванётся, несмотря ни на что, на тлеющий огонёк кажущегося счастья.
Спектакли абсолютно разные, потому, конечно же, вашим фаворитом станет лишь один из них. Какой? Это зависит только от вас, особенностей вашей психики, восприятия мира и самое себя. Но и второй вы оцените по заслугам.
Я искренне рекомендую посмотреть оба — и именно в той последовательности, которую указала я: сначала посетите Театр Вахтангова, потом — «Нации». Поразительный и уникальный опыт, аналогов постижения которого я не знаю.
Впрочем, хватит рассуждать о внезапно сложившемся «театральном диптихе», нужно уже уделить внимание непосредственно «Канарейке» — она этого заслуживает.
Молодой режиссёр Дмитрий Сердюк помещает свою героиню в пространство, ограниченное зеркальными стенами. Порой зеркала перестают отражать реальность и становятся окнами в прошлое (мой поклон художнику-сценографу Александру Боровскому), а иной раз дробят и искажают лик Марии, ещё глубже погружая нас в кошмар её бреда.
И непонятно — кто же действительно находится в зазеркалье? Мария — или зрители, наблюдающие за ней? Или мы и сами — Каллас, ведь мы тоже отражаемся в этих зеркалах и у каждого из нас есть в сердце боль, разрушающая и догоняющая сквозь года?
Не то квартира, не то репетиционный зал — в сознании главной героини всё смешалось (даже когда в доме выбивает пробки, она требует у некоего художника по свету всё исправить). И мы, публика, приглашены в страшный мир этой Каллас, вместе с ней мы балансируем то ли на грани жизни и смерти, то ли на змеящихся по полу проводах, вместе с ней мы вглядываемся в отражение — и пытаемся найти там ответ на вопрос, зачем, собственно, нужно было это яркое, не похожее на иные, но трудное и неприкаянное существование.
Малая сцена Театра Наций — это всегда камерность и интим. Сердюк выкручивает ручку сопричастности на максимум, оснащая артистов в этом крохотном пространстве головными микрофонами. Этот приём полностью оправдан: он позволяет сбросить флёр театральности и позволить актёрам быть максимально правдивыми, такими, как в жизни — ведь при такой подмоге не требуется форсировать голос, работает самый тихий шёпот, самый слабый вздох.
Я искренне приветствую использование микрофонов в драматическом театре — это избавляет от наигрышей, неизбежных при необходимости озвучить голосом весь зал (ну, и вслушиваться не нужно, кто там что сказал). Плюс достижения прогресса позволяют использовать разнообразные эффекты, делающие постановку выразительнее.
«Канарейка» в этом плане — яркий пример того, как делать нужно. К тому же саунд-дизайнер Фёдор Журавлёв очень здорово поработал над музыкальным сопровождением спектакля (в том числе и над оригинальными записями Каллас — включая реальное аудио с того самого мастер-класса, отрывок из которого мы слышим в самом начале постановки).
«Канарейка» — это спектакль современный, доказывающий, что и звук может играть не меньшее значение, чем все остальные детали постановки. Жаль, что не все режиссёры ещё пришли к этому выводу…
Премьера Театра Наций сильна именно вот этим максимальным сближением героини и зрителей (в «Мастер-классе» Вахтангова, который, кстати, тоже идёт на камерной новой сцене, ситуация иная — там, напротив, Каллас полностью отгорожена от публики «четвёртой стеной»; и это правильно и гармонично в той истории). Мария проникает в тебя, а ты — в неё. И даже саркастическая я, обычно не любящая подобные постановки, «заточенные под любовь», растворилась в происходящем.
Наверное, пора признаться: лично мне ближе спектакль Театра Вахтангова. Но этот факт отнюдь не мешает мне констатировать, что премьера «Наций» сильна, мощна и бьёт в сердечко.
Дмитрий Сердюк — умный режиссёр, который понимает, что он хочет сказать зрителю. И, что особенно радостно, он с превеликим трепетом относится к прототипу своей героини и ой как много о ней знает (равно как и все артисты, впрочем).
Я вам больше скажу: если в Театре Вахтангова идея постановки исходила от Людмилы Максаковой, то в «Нациях» ставить спектакль о Каллас задумал Сердюк — и он уже искал артистку на главную роль.
Выбор пал на Сати Спивакову. Мало того, что она отлично разбирается в опере — так ещё и буквально в одном рукопожатии от самой Марии Каллас была (и, да, тоже знает если не всё, то многое об этой невероятной женщине).
Я нежно люблю таких актрис — существующих в своей индивидуальной, неповторимой органике, но делающих при этом спектакль шедевром (прежде я знала всего двух подобных: Ладу Марис, которая блистала в «Суперзвезде» Театра Моссовета, а сейчас выжимает из меня вёдра слёз в невероятном мюзикле «24 часа из жизни женщины» Театра Камбуровой, и Аллу Сигалову, творившую чудеса в почившем в Бозе моссоветовском же спектакле «Casting/Кастинг»). Сати — невероятна. Она — главный бриллиант постановки, наглядно демонстрирующий, как нужно не играть, но жить на сцене.
И вот вообще неважно, какой была Каллас в действительности. Спивакова приоткрывает нам дверь в душу певицы — и мы ей верим. На «Канарейку» стоило бы сходить только для того, чтобы восхититься Сати. К счастью, спектакль богат не только своей примой, но и всем тем, о чём я столь многословно распиналась.
Прочие персонажи, в отличие от «Мастер-класса» Театра Вахтангова, в «Канарейке» имеют более вспомогательные функции. Но при этом — вот ведь радость! — каждый из них объёмен и интересен.
Владимир Шульга / Евгений Данчевский (Феруччо, Аристотель Онассис, Баттиста Менегини, Стивен Линакис), Татьяна Кречетова (Бруна, Эльза Максвелл), Илона Гайшун (Женевьева Ноэль, Иакинтия Калойерополус) и Евгений Самарин (психотерапевт Ален Кристоф, Николас Гейдж, Кики Мутсатос) возникают на сцене довольно точечно, но чётко. Они обрамляют Сати Спивакову и позволяют её героине раскрываться на все сто. Но и сами при этом остаются полновесными личностями со своим бэкграундом. А этот факт ещё раз напоминает нам о многомерности и цельности постановки — в спектакле есть жизнь, и потому он ценен.
«Канарейка» — это попытка заглянуть туда, куда вход любопытствующим был заказан. И она однозначно удалась.
Даже если вы не рискнёте отправиться в Театр Вахтангова (что я не единожды тут настоятельно рекомендовала) перед просмотром спектакля, которому посвящена сия страница, откройте хотя бы Википедию и почитайте о Марии Каллас. Спойлеров не будет, а вот осознать, о ком вам спектакль показывают, получится. И оно поможет.
А потом будет вам крутейшее действо. Будет невероятная Сати Спивакова. И масса мыслей, которые однозначно примутся роиться в центре черепа. А не этого ли мы хотим от хорошего спектакля, скажите мне?
«Канарейка» — это чувственное, помноженное на жизненное. И урок этот преподан мастерами.
PS. Да, Спивакова, как и Максакова, в спектакле не поёт, если вам это интересно (а вам интересно, я же знаю). Потому что этого и не требуется — мы видим тот этап жизни Каллас, который уже был очернён болезнью. Так что тут главное — крутая актёрская составляющая. А этого в обоих спектаклях — по горлышко.
Пресс-показ обошёлся без поклонов, потому показываю фотографии с пресс-подхода. Перед вами Сати Спивакова и режиссёр Дмитрий Сердюк.
