Российский академический молодежный театр завершает сезон глобальной премьерой: масштабным во всех смыслах спектаклем «Леопольдштадт» по одноимённому драматическому произведению Тома Стоппарда, буквально только что получившему премию Tony как лучшая пьеса.
И тут вот какое дело: последнее творение Стоппарда не только автобиографично (пусть автор и «скрывает» сей факт, «переселив» персонажей из Чехии в Австрию — что, впрочем, никак не влияет на внутреннюю суть текста), но и, будто бы, на самом деле последнее — 85-летний драматург заявил, что возраст вполне позволяет ему поставить точку в сотворении пьес (впрочем, в сравнительно недавнем интервью Стоппард свои взгляды пересмотрел — я, говорит, человек, который сочиняет, пока жив).
В 2020-м «Леопольдштадт» отпремьерился в Лондоне, на Вест-Энде — показы были прерваны из-за ковида, но возобновились год спустя. В 2022-м с пьесой познакомились зрители Бродвея. А 16 июня 2023-го, в рамках фестиваля «Черешневый лес», «Леопольдштадт» «воздвигся» на сцене РАМТа.
Стоппард не впервые сотрудничает с театром, на эксклюзивной основе предоставляя оному права на свои произведения. Вот и сейчас впервые герои пьесы заговорили по-русски, погружая нас в историю еврейской семьи, длящуюся целых 55 лет.
Всё начнётся, как поведают нам цифры, вспыхнувшие на занавесе, в 1899 году. Счастливое многолюдное семейство Мерцев празднует Рождество — просвещённые интеллигентные люди с удовольствием приобщаются к традициям разных культур, помня о своей национальной принадлежности, но не фиксируясь на ней. В Вене, как и во всём мире, покой и благоденствие, научный и культурный бум, а народ полон новых надежд — ведь на носу 20 век…
Вращается сцена, крутятся то ли шестерёнки титанических часов, то ли детали музыкальной шкатулки, внутри которой творится действо. И вот на календаре уже 1924-й, и что-то почти неосязаемо меняется. До катастрофы ещё далеко, но она уже чувствуется в воздухе Вены. Может быть, именно поэтому наши герои с куда большим трепетом, нежели раньше, вспоминают о своих корнях — как бы пытаясь уцепиться за начавшую раскачиваться землю… Былые дети выросли, у них уже свои малыши (в спектакле совсем немного юмора, и одна из сцен, вызывающих смех зала, связана как раз с «семейно-ритуальной» путаницей, но, увы, разит ниже пояса, что в данном обрамлении кажется лишним элементом: юриста приняли за моэля, который должен сделать обрезание младенцу). И пока ещё Мерцы с уверенностью смотрят в будущее, не подозревая о самом страшном…
Но приходит и его, страшного, время: сцена снова вращается, и, спроецированная на занавесе, вдребезги разбивается новая дата: 1938 год. Хрустальная ночь… Ночь погромов, во время которой евреи потеряли всё — включая право считаться людьми… Приходят и к Мерцам, сообщая, что они обязаны покинуть свою уютную квартиру и отправиться, по сути, в никуда…
…всё позади. Мы — в 1955-м. Снова Вена. И три осколка, оставшихся от огромной, дружной и любящей семьи после Хрустальной ночи, войны и концлагерей. Роза — получается, нынешняя старейшина семейства, уехавшая в Америку и ставшая психоаналитиком. Натан, некогда — тот самый малыш, прошедший через брит милу, а теперь — перенёсший ужасы лагеря, но выживший молодой человек. А ещё — он, Лео, тот, кому сильней всего повезло: отчим смог вывезти мальчишку Леопольда с мамой на свою родину, в Британию, и, откровенно говоря, юноша почти не помнит детства — равно как и того факта, что по крови он совсем не англичанин (даже имя он взял иное, более подходящее новой вотчине — Леонард)…
Лео — почти альтер-эго самого Стоппарда. Это же его семья когда-то бежала от ужасов нацизма в Британию, и именно он однажды с удивлением узнал, что на самом деле является евреем. Драматург заставляет прозреть и Лео: Натан с Розой (первый — экзальтированно и жёстко, вторая — мягко и мудро) напоминают «британцу» о его корнях. О том, что Леопольдштадт (изначально так назывался район Вены, в котором селились евреи, но можно перевести и дословно: «город Леопольда») — здесь, тут родились предки Лео, жили, страдали и радовались, мечтали о лучшем… Но теперь их нет, и Леонард-Леопольд должен донести до потомков память об этих людях…
Финальная сцена жестока и лаконична: мы снова видим всех героев спектакля и узнаём, как они умерли. Буквально пара слов о каждом — но по коже бегут мурашки, и невозможно сдержать слёзы.
Как заметила одна из героинь в самом начале, во время сцены весёлого рождественского праздника, люди умирают дважды. Второй раз — когда никто не помнит, как их подписать в семейном альбоме. Память позволяет продлить существование, и финал спектакля — это, по сути, те самые подписи, превращающие выцветшие портреты в личностей из плоти и крови.
Сложная, болезненная тема — и Стоппард смело берётся за объёмную и многонаселённую семейную сагу, совершенно не беспокоясь о том, сможет ли публика запомнить бесчисленное количество действующих лиц, опознать оные в разные временные периоды и вообще осознать, кто тут кому приходится (должна признаться, что лично я так до конца и не выпуталась из замысловатых «семейных связей», что ощутимо мешало восприятию; я же была на пресс-показе, который не предполагал наличие программок, но вы таковую обязательно купите — в ней имеется семейное древо персонажей, которое позволит с большей лёгкостью ориентироваться в происходящем).
Мелкими, изящными мазками драматург создаёт полотно текста — его герои много и с удовольствием общаются на самые разнообразные темы, философствуют, делятся мыслями по поводу творящегося вокруг них… Иными словами, обретают телесность, поскольку Стоппард стремится каждого из персонажей сделать достоверным, особенным, полнокровным — то бишь, максимально подробно «подписать» всех присутствующих в «сценическом альбоме».
Только проблема в том, что в итоге почти весь двухчасовой с хвостиком (и без антракта) спектакль состоит из такого «оживления портретов». Слишком много диалогов, слишком мало событий (пусть каждое из них и бесконечно важно). И желание автора продлить существование погибшей семьи отнюдь не играет на руку постановке: по-настоящему трогают только Хрустальная ночь (и то только с момента появления в квартире Мерцев некоего человека в шляпе) да те три минуты в самом конце, когда звучат некрологи.
Да, возможно, это моя личная проблема: не состыковались мы духовно с «Леопольдштадтом», бывает. Головой-то я понимаю, зачем Стоппард «заставляет» героев общаться на ту или иную тему. Но в итоге пьеса оказывается, если позволите так выразиться, драматургически избыточной, и душа отказывается полноценно раскрыться семейству Мерцев: я, безусловно, осознаю, чем всё закончится, но даже моральная готовность к страшному и печальному финалу, окрашивающая весь спектакль определённым образом ещё до его начала, не спасает от нависающей над тобой постепенно всё сильней и сильней скуки…
Стоппард перегружает публику деталями, становящимися новыми слоями семейного полотна, но для сюжета необязательными, и «выплывать» из-под их массива невероятно трудно. Если вспомнить другую семейную сагу — спектакль «Генерал и его семья» Театра Вахтангова, — то можно понять, что я имею в виду. Обе постановки, по сути, «просто» описывают ряд событий — приводящих к краху, тем не менее, предвещающему начало новой жизни. Но генерал Бочажок и его близкие описаны таким тёплым, любящим языком, что публика, сама того не замечая, начинает считать героев родными, давними знакомыми, и вливается в сюжет всецело.
«Леопольдштадт» же иной. Стремясь объять необъятное, драматург добивается эффекта, противоположного задуманному: прикипеть душой к персонажам спектакля невероятно сложно. Как мог бы сказать «британец» Лео, здесь всего too much.
Если бы Стоппард сильнее сфокусировался именно на сюжете, основных его вехах (портрете Климта, интрижке с Фрицем, «колыбели для кошки», конечно же, Хрустальной ночи — и финальной, наиболее мощной части, призывающей «не забывать свои корни, помнить»), сократив многоминутные диалоги, сага била бы гораздо точнее в сердца зрителей. Более того: публика и персонажей бы изучила гораздо глубже, ибо отсутствовала бы необходимость вслушиваться в их реплики, пытаться осознать, какие из оных имеют отношение к тому, что произойдёт дальше, а какие нужны исключительно для передачи атмосферы — внутрисемейной и мировой, и просто бы погружалась в сущность людей — таких же, как и мы с вами, но иных уже по рождению. И, конечно же, абсолютно не виноватых в своей инаковости, принёсшей столько страданий.
Но пьеса такова, какой её задумал Стоппард. Именно с этим материалом работал постановщик Алексей Бородин, и я должна признать: режиссёр сделал всё возможное (и немножко того, что выходит за грани человеческих ресурсов), дабы вдохнуть жизнь в Леопольдштадт.
Невероятно поспособствовали этому решения художников постановки (Станислава Бенедиктова, Виктора Архипова и Лилии Баишевой; здесь необходимо вспомнить что для Станислава Бенедиктова работа над данным спектаклем стала последней — он ушёл из жизни в ноябре прошлого года, и коллеги подхватили его флаг и воплотили задумки в реальность). Та самая то ли шкатулка, то ли часовой механизм, являющий собой мир персонажей, с одной стороны, погружает нас в микромир семьи Мерцев — уютный, надёжный, понятный. А с другой — воплощает безжалостный фатум, погребающий под собой судьбы и жизни.
Крутится планета, идут часы, играет музыка в шкатулке… (Здесь добрый совет: коли вы идёте в театр с больной головой и давлением, приготовьтесь, что будет сложно. Сцена вращается постоянно, скорость всё растёт и растёт, и потому не забудьте принять соответствующее лекарство, дабы в зрительном зале не заштормило. Проверено на себе. Понимаю: данное примечание имеет мало отношения к искусству, зато оно поможет наслаждаться оным без помех.) И всё рушится, но в центре, в сердце бытия остаётся островок покоя: то ли лифт, увозящий в итоге всех членов семьи в те края, о которых мы пока ничего не знаем (впрочем, чего скрывать: это же она, газовая камера), то ли комнатка, призывающая укрыться от невзгод и сохранить себя как личность и продолжение своих предков.
Бородин творит глобальную постановку (масса артистов, объёмный период времени — 55 лет, за которые сменяется несколько эпох, увесистые пласты текста, сложнейшая тема) — но отвергает пафос, зачастую сопровождающий подобные спектакли. Все его персонажи — абсолютно настоящие, обычные, взятые прямиком из жизни… которой многим из них было выделено совсем чуть-чуть.
И вдыхают души в этих объёмных, реальных героев замечательные артисты РАМТа — на одной сцене встречаются разные поколения актёров (а какие тут прелестные дети!), и совершенно невозможно выделить кого-то особенным образом.
Я повторюсь в очередной раз (и эти слова снова и снова писать я буду с особенным удовольствием): труппа РАМТа уникальна. Здесь мощны все — и «театральные столпы», и совсем недавно присоединившаяся к коллективу молодёжь. «Леопольдштадт» — уникальная возможность окинуть взглядом, конечно, не всех артистов театра, но понять дух РАМТа, оценить, на что способны эти люди. И вы влюбитесь в них, и будете возвращаться сюда снова и снова, и каждое свидание станет праздником. Уж поверьте краеведу.
Собственно, вот что мы имеем в итоге: весьма спорную пьесу, которую почти спасает талант режиссёра и самоотдача актёров. Почти — потому что всё одно не получается отгородиться от многословия и продраться сквозь ненужные диалоги, отвлекающие от сути.
Но — кто знает? — может быть, именно вам удастся лечь на волны семейной саги и добраться до финала без крушений и штормов. Может быть, вас вся эта более чем полувековая история пробьёт в самое сердце — и вы поймёте и примете текст Стоппарда, не заметив в нём ни одного лишнего междометия. Всё возможно.
В любом случае случится финал, и пережить его «c холодным носом» не получится даже у самого завзятого скептика — у меня, например. Слёзы сдержать не удалось — а значит, пусть не на сто процентов, но «Леопольдштадт» сработал и для вашей покорной.
Помнить, кто ты, откуда и зачем. Понимать, что все люди на Земле равны и ценны. Осознавать, что нельзя повторить былое. Вот для чего этот спектакль. И, как бы я не критиковала пьесу, эти три непростые задачи постановка Алексея Бородина выполняет успешнейшим образом.
В моём театральном багаже два таких спектакля — мюзикл «Волосы» и, собственно, «Леопольдштадт»: когда сюжет вызывает или недоумение, или скуку, но финал и смысловая составляющая пробивают до мурашек. Только жаль, что мощнейшей точке предшествует вязкая и муторная история. Но в РАМТе есть дополнительная сила: крепкая, умная режиссура, первоклассная труппа, интереснейшая сценография, уместное музыкальное сопровождение (за которое отвечал Александр Девятьяров — артист театра, исполняющий роль Натана)…
В общем, давайте так: «Леопольдштадт» я могу порекомендовать тем, кто любит масштабные, красивые постановки. Тем, кто погружён в тему Холокоста — или хотя бы интересуется, как могло случиться, что целый народ был причислен к изгоям. Тем, кто хочет проверить, как именно на них подействует премьера РАМТа. И, конечно, тем, кто хочет помнить.
Люди не должны умирать дважды. РАМТ подтвердит!
