Театр Наций под занавес сезона решил удивить столичную публику, презентовав ей своё видение романа Гюстава Флобера «Госпожа Бовари». Режиссёры, надо сказать, эту книгу любят: разнообразные постановки с завидной регулярностью появляются в театрах во всех уголках не только России — планеты. Лично я смотрела «Мадам Бовари» ещё в лихие 90-е — в Театре им. Моссовета. Беда в том, что всё, сохранившееся в памяти о том спектакле, можно выразить коротко: я его точно посещала, вот и программка есть.
В отличие от той, старой и выветрившейся из моего сознания постановки, новинка Театра Наций столь своеобразна, что стопроцентно останется со мной до конца жизни. Только поди пойми, радоваться надо этому факту или горестно рыдать, ибо в большем раздрае чувств из храма Мельпомены я не выходила давненько…
Значит, смотрите: режиссёр Андрей Прикотенко решил сменить объект фокусировки: в центре его внимания не Эмма, но Шарль Бовари (потому и название спектакля сократилось исключительно до фамилии главных героев). Интересный ход: и сам Флобер начинает повествование с подробного, многословного жизнеописания Шарля, его детства, становления врачом, первой «навязанной» женитьбы и знакомства с Эммой. И нам, сегодняшним, пожалуй, действительно ближе и понятней чувства и горести Шарля, а не его пустоголовой мечущейся супруги.
Впечатляет и сценография: мы будто бы смотрим в видоискатель старинного фотоаппарата (Шарль по сюжету как раз подарил Эмме «дорогой дагерротип», дабы поднять жёнушке настроение), и действо разворачивается прямо в деревянном корпусе оного. Зеркальные пол и потолок — не иначе, те самые посеребрённые пластины, на которых проявлялось изображение. А чёрно-белая гамма, в которой выдержано большинство костюмов, усиливает ощущение созерцания снимков-дагерротипов (художник-сценограф, а также художник по костюмам — Ольга Шаишмелашвили).
В первой сцене мы наблюдаем сеанс фотографирования — да не простой, а post mortem. И весь спектакль, по сути, это длинная, подробная посмертная фотосессия — всей череды людей, проходящей перед нами, эпохи, в которую они жили, чувств, любви, надежд, разбитых вдребезги, наконец… Пока всё неординарно и соблазнительно, верно? Чего же меня не устраивает, поинтересуетесь вы? А я продолжу.
Поскольку перенести роман на театральную сцену — задача всегда нетривиальная, порой приходится изобретать новые подходы к покорению объёмного текста. Прикотенко ввёл в действие нового персонажа — точней, Персонажа, ибо так оный (или оная?) и значится в программке. Мистическая и нереальная Елена Морозова выполняет роль эдакого рассказчика — в своей неповторимой манере она озвучивает текст «от автора», погружая нас в сюжет, позволяя познакомиться с действующими лицами и осознать, как режиссёр каждое из них оценивает.
Долго, очень долго постановщик не даёт права голоса никому, кроме Персонажа. Вещает Морозова (и делает это, честно вам скажу, великолепно — это сеанс гипноза какой-то, право, а не актёрская работа), а остальные лишь изредка и точечно вставляют по паре словечек. И я уже решила, что так и будет продолжаться до конца: Персонаж-фотограф как бы описывает свои старые снимки, а герои, запечатлённые на них, что логично, молчат и являют собой сгустки воспоминаний. Оригинальный подход!..
Но нет — только я втянулась в происходящее чудодейство, как Персонаж, внезапно, отошёл в сторону (и в прямом, и в переносном смысле этих слов), почти замолк, но заговорили все прочие герои. И… волшебство закончилось. Начался спектакль со сломанной логикой. Эти две истории — та, что подавалась Персонажем, и та, что предстала в «традиционной» подаче, — существуют в слишком разных вселенных, почти не стыкуясь друг с другом. Грешным делом, можно решить, что режиссёр на середине работы махнул рукой на богатую, мощную задумку и решил делать «стандартную» постановку, потому что так проще и ему — трактовать, и публике — вникать.
Осознаю, что скорей всего Андрей Прикотенко жаждал продемонстрировать эдакое оживление post mortem — мол, все герои постепенно обрели плоть и кровь, «настоящность», а потому и голоса их зазвучали громко и уверенно. Но этот вывод я посредством логических умозаключений сделала, во время спектакля ничего подобного не заметно. Две разные постановки, сшитые на живую нитку — вот что такое «Бовари».
Только и это не главная беда премьеры Театра Наций. Основная, нерешимая проблема — инсценировка романа. Пьеса вызывает столько вопросов, что их список сравнялся бы с ней самой. Для зрителей, хорошо знакомых с романом, излишними станут объёмные, многоминутные цитаты из текста (с авторскими вкраплениями Прикотенко). Те же, кто книгу не читал или позабыл, толком не осознают, что вообще происходит на сцене.
Скажем, вот Персонаж вещает про карету, которая колесила по окрестностям. Никакого намёка, что в этой карете неверная Эмма предавалась разврату с любовником, потому «мимокрокодилы» пожмут плечами и даже не будут задумываться, зачем им про сей вояж рассказывали. К слову, тайну кареты не раскроют даже в финале — когда из шкафов повылезают все скелеты.
И вот это решение — поведать обо всём под занавес — становится ахиллесовой пятой постановки. Прикотенко, как в каком-нибудь детективе, до определённого момента скрывает главное. Зрители видят, что Эмма явно неравнодушно взирает на юного Леона и статного Родольфа, но истинную суть отношений жёнушки Шарля с данными типами режиссёр прячет до завершения второго акта. Только для романа Флобера такой подход губителен: он не даёт по ходу действия погружаться в души героев, вникать в их состояния и умы, хоть минимально сочувствовать или порицать.
Да, в детективе так и надо — теребить чувства публики, чтобы в последний момент указать на убийцу. Но у нас-то речь о совершенно ином жанре. Нам бы психологии побольше — а её как раз и нет.
Ходят плоские, непонятные герои, которые не имеют возможности себя толком выразить — тут снова укоризненно покиваем головой в сторону инсценировки. Андрей Прикотенко стремился вместить всё содержимое книги в два акта — по часу каждый. Да ещё и сохранить при этом размеренность повествования — темп увеличивается только под занавес. А потому персонажи остаются силуэтами на пластинах дагерротипа, а не живыми людьми.
И ведь артисты — прекрасные. Они выжимают из того, что им доверено, максимум. Но победить текст пьесы и режиссёрские решения им, увы, не удаётся.
Не знаю, винить постановщика или актрису, но весьма неудачна непосредственно Эмма Бовари. Да, Андрей Прикотенко отправил эту героиню на второй план, но хоть какие-то эмоции она должна у зала вызывать, верно? Александра Ревенко являет собой функцию, а не персонажа. Её стремления, желания, страсти нам недоступны. Эмма — воплощённый символизм. Чем дальше, тем гипертрофированнее её наряды. Как она влюбляется в очередной раз, так распевает песни, аккомпанируя себе на контрабасе.
Но для передачи сути романа Флобера этого мало. Чтобы сочувствовать Шарлю, мы должны осознать, каким человеком является его жена. А этого нам спектакль Театра Наций не позволяет. По факту, Эмма здесь могла бы быть такой же «воображаемой героиней», как и её дочь, которая на сцене не появляется — мы только слышим о ней. Ей-богу, постановка от этого не пострадала бы — напротив, могла бы стать только выразительнее и точнее. Потому как госпожа Бовари, рождённая в Театре Наций, кажется продолжением декораций, но не объектом действия. И это бедствие планетарного масштаба.
Зато есть два действующих лица (на самом деле, три, но Елену Морозову я уже упоминала), ради которых стоит прийти на данный спектакль. Это мать Шарля (Наталья Щукина / Ирина Чериченко), воплощающая всю боль родителей, вложивших себя в детей целиком и полностью и не получивших ничего взамен. И, конечно же, сам господин Бовари — невероятный Александр Семчев, органичный в каждом жесте. Шарль — трогателен и жалок, но при этом он такой понятный и родной из-за своей бескрайней любви к жене!.. Работа Семчева не примиряет, конечно, меня со всем увиденным, но придаёт постановке определённую ценность и смысл. И за это артисту низкий поклон!
Но больше всего эмоций в итоге вызывает та, которой на сцене нет и не предполагалось — дочь четы Бовари. Трактовка её образа — стопроцентная удача режиссёра, и лично я в финале не смогла сдержать слёз. А это — уже немало.
Только вот ведь какое дело: первый акт пролетает на одном дыхании. Он позволяет особо не задумываться над непонятными смыслами и сущностями — здесь нам просто интересно и захватывающе. Но акт второй — катастрофичен. Ничего более затянутого я в театре не видала давненько.
Нет, тут есть и за что похвалить постановщика: скажем, редко когда мерзкие физиологичности выглядят эстетично. А вот сцена медленного умирания отравившейся Эммы, во время которой она с завидной регулярностью опорожняет желудок, из таковых штучных вещей. Представьте: человека тошнит, а тебе — красиво! Чудеса какие!
Но Прикотенко, увы, не чувствует меры: что сей момент, что тот, например, во время которого мадам Бовари корчила рожицы в адрес свекрови, беспощадно затянут. Мы уже, вроде, всё поняли и прониклись, нам понравилось — а сцена всё длится и длится, становится скучно и нудно. Умение ставить точки в нужный момент — немаловажный талант. И отсутствие оного убивает весь спектакль.
Финальная сцена, кажется, не кончается вечность. И, да, там блистает Семчев, он демонстрирует такие глубины, что хоть стоя аплодируй. Но зал-то уже устал, он больше не может, ему на волю охота. А постановщик всё расставляет точки над i, раскрывает тайны, многословно объясняет то, что иносказательно демонстрировал прежде… И, да, ты понимаешь, что к чему, чего там натворила Эмма, но тебе уже, по большому счёту, всё равно. Потому что, во-первых, сил уже никаких нет, а во-вторых (и это главное!) роман Флобера не предусматривает вот таких «сокрытий сути» и раскрываний секретов пост фактум. Он так не работает (ну, по крайней мере, в версии Прикотенко со товарищи).
Оригинальные решения — но кастрированные где-то в середине творческого процесса. Красота картинки — и вот эту сторону постановки я порекомендую всем любителям стильного минимализма. Шикарный актёрский состав — только развернуться этим мощным людям негде. И, повторюсь, попытка перелицевать Флобера — и попытка, к сожалению, неудачная. Всё это — «Бовари» в Театре Наций.
Спектакль равнодушными вас точно не оставит — есть в нём несколько болевых точек, которые не сработают только для самого прожжённого скептика. Но что в итоге пересилит — утомление или талант артистов, — вы сможете узнать только во время поклонов. Стоит ли игра свеч — решайте сами.
