Приятно, когда в жизни появляются новые хорошие традиции. Для меня, чувствую, к таковым уже относится выкраивание в своём графике как минимум двух дней на посещение спектаклей «Коляда-Театра» в то время, когда коллектив из Екатеринбурга во главе со своим идейным вдохновителем, Николаем Колядой, приезжает на гастроли в Москву. И пусть мой личный «Коляда-багаж» ещё не слишком объёмен (там всего-то очаровательное… если можно применить данный эпитет к этому спектаклю… «Горе от ума», мощнейший «Раскольников», подопечалившие «Уроки сердца» да оставившая примерно аналогичное впечатление постановка «Играет дурочка на дудочке» московского «Театра Новых Пьес» — а его худруком тоже является, на секундочку, Николай Коляда), но я тешу себя надеждой, что уже смогла ухватить нечто если не главное, то очень важное для понимания творческого видения как самого Коляды, так и его театра.
И вот «Коляда-Театр» снова нагрянул в наши края, а я радостно отправилась смотреть свеженькую премьеру — спектакль «Калигула», для которого Николай Владимирович стал не только постановщиком, но и (что отнюдь не редкость, если мы говорим о данной театральной единице) драматургом. Ох, если б я знала, что меня ожидает…
Но давайте по порядку.
Одна из уникальных черт «Коляда-Театра» — это на сто процентов хозяйское поведение на чужих подмостках. Уральская команда не приезжает в гости — она привозит с собой личное пространство, эдакую зону комфорта: при помощи декорации-задника воспроизводит собственную сцену с тремя знаменитыми деревянными дверьми.
И вот эта сценическая «коробочка», знаете ли, видится мне эдаким телевизором, напрямую транслирующим содержание черепной коробки творца — то бишь, как вы поняли, Коляды. Хотите узнать, что там варится в мозге современных гениев (как нередко кличут Николая Владимировича не только поклонники, но и эти, как их, театральные критики)? Покупайте билет, зажмуривайтесь, выдыхайте… и ныряйте с разбегу в мир страстей и чувств, сумбура и абсолютно незаметного поначалу, но постепенно осознаваемого строгого порядка, слёз и хохота, таланта и… спорных моментов, коих не счесть. Но именно они делают для меня вселенную Коляды максимально многогранной и интересной для познания (ибо дают возможность нехило так порассуждать).
А тонкость в том, что спектакли Коляды можно влёгкую опознать, даже если от вас будут тщательно скрывать имя режиссёра. Кто-то говорит — самоповторы, а я говорю — стилистика.
Знаете, бывают сериалы, в которых действие не развивается от серии к серии, но каждый выпуск в них — отдельная история, лишь опосредованно связанная с остальными (а порой и совершенно никак с ними не контактирующая). Вот для меня таким сериалом являются постановки Коляды. Есть серии более удачные, есть — огорчающие и требующие хоть лёгонького, но фейспалма, однако в целом «сага» полновесна, самоценна и просто требует знакомства если не со всеми своими элементами (читай: спектаклями), то хотя бы с несколькими.
И вот тогда уже, погрузившись в «Коляда-сериал» по ушки, очень интересно проводить анализ: почему же меня-критика царапнул тот или иной спектакль? Что в нём было не так? Или же это во мне, в моём восприятии нечто неправильно?
Собственно, так случилось и с «Калигулой». Я сидела в зале и умом-то понимала, что это — всё тот же Коляда, что приёмы и подход знакомы до боли… но… не цепляет. Эдакие поддельные ёлочные игрушки, которые не радуют, помните ж шуточку? Более того — я еле дождалась антракта, и полетела на перекур со скоростью весеннего ветра, настолько тяжко мне далось первое действие.
Почему я героически осталась на второй акт? Ответ прост. Понятно, я б могла сбежать домой и настрочить статью и по половине спектакля — благо, язык подвешен (а писать о творчестве Коляды, как уже видно и по этой статье, я могу долго и объёмно). Но я твёрдо знала: Николай Владимирович именно во второй части выдаёт на-гора то, что выжимает зрителей, как китайские губки, разрывая их в хлам.
Первый акт может быть полнейшим балаганом, веселить и вызывать желание танцевать до упаду (подбор музыкального сопровождения в спектаклях Коляды — это мой отдельный фетиш). Но второй… (Ясное дело, я сейчас не пишу о спектаклях, составленных из двух пьес — там разговор особый.)
В общем, друзья мои, к «Калигуле» идеально подходит давненько придуманный мной эпитет — это спектакль-оливки. Поначалу — воротит и тошнит. Потом — начинаешь привыкать. Ещё позже — проникаешься и осознаёшь, что а вкусно же. А дальше — туши свет, хочется ещё и ещё.
Беда в том, что добавки в данном случае я потребовала уже по дороге домой. В зрительном зале мне почти весь спектакль было не только морально, но и физически плохо (до сих пор затылок ломит).
Длиннейшие, скучнейшие, однообразные монологи, всю суть которых можно было передать в двух предложениях. Никакого толком действия. И… вторичность.
Да-да, настолько мне было фигово, что «колядовость» «Калигулы» показалась минусом спектакля, а не фишкой. Я искренне стремилась понять, зачем нужно было делать то же самое, что и прежде, но — хуже? И не находила ответа. Да что там, когда персонажи на сцене выясняли, кто из них убьёт, наконец, Калигулу, понятия не имею, как я сдержалась и не заорала во весь голос: «Я! Я его кокну! Дайте нож! Задолбал — аж до немогушек!..»
И из зала после поклонов я вылетела, как ошпаренная, и жаждала только одного: попасть на свежий воздух и прийти в себя… А «оливки» — те самые, воображаемые, театральные — в это время разжёвывались и проглатывались…
В каком же я была шоке, когда минут через 15 поняла, что мне… хорошо! Что спектакль утрамбовался в голове, занял своё место в том уголке сознания, откуда его теперь и не выбьешь, и я жажду… нет, ЖАЖДУ посмотреть «Калигулу» ещё разок, ибо вот этот момент я прощёлкала, вот тут глядела на сцену невнимательно, а вот здесь, чтобы понять от и до, нужно начальную сцену переслушать внимательно и вдумчиво… А финааал!.. Его можно за этот столик три раза?
И я знаю, что снова буду страдать и ждать поклонов. Ибо гнетущая тягомотина никуда не денется. А потом случится то же самое: я выйду на Тверскую (при условии, что коллектив на следующих гастролях снова оккупирует театральный центр «На Страстном») и разольюсь по асфальту в экстазе.
Занятно: я тут уже настрочила столько, что не каждый и дочитает, а к описанию самого спектакля толком и не приступала. Просто уж очень мне хотелось поглубже погрузить вас в свои ощущения, буквально искупать в них, ибо такой двойственности, наверное, ещё ни одна постановка в моей зрительской карьере не проявляла.
Как сказал Коляда в краткой речи, предварявшей действо, у них своя, «уральская Калигула». Мол, зрители предвкушают сплошь сцены 18+, а созерцают практически целомудренный спектакль «не о том». И ведь он прав!
Нет, безусловно, разнообразным сексом (включая церебральный — в смысле, с мозгом как того или иного персонажа, так и каждого из почтеннейшей публики) постановка буквально пронизана. Другое дело, нам его не показывают в лоб — или повествуют о постельных утехах, традиционно многословно и репризно, или радуют некоей режиссёрской метафорой (впрочем, акт самоудовлетворения — и, чтоб вы осознали всю глубину задумки, осуществляемый на фоне одного из многоумных монологов — пред зрительские взоры вынесен; но, во-первых, это красиво — да, ёлки-палки, сама в шоке, тут это красиво, а во-вторых, не голого эпатажа для замыслен, а имеет однозначный подтекст).
Только вся эта эротичная порнография призвана подчеркнуть ключевую мысль «Калигулы»: одиночество человека в толпе. Одиночество бесконечное — страшное и всеобъемлющее, то самое, когда людей вокруг полно, но все они чужие. Погоню за любовью — точней, за её ускользающим призраком. Поиск близкой души — и отвергание её раз за разом.
Ну, и плюс модная в наши дни тема (хотя действительно больная): буллинг… то бишь, простите, травля подростка его окружением. И во что она в итоге может вылиться. «Пусть не любят, лишь бы боялись», — говорит юному Калигуле его первая возлюбленная. И эта фраза становится его девизом.
«Калигула» — это не историческая справка об одном из римских императоров. Вообще, у меня сложилось впечатление, что Коляда списывал жизненные вехи реального Гая Юлия Цезаря Августа Германика из Википедии, настолько поверхностно и нешироко спектакль освещает события древности.
Но ведь драматургу этого и не нужно: он расставляет определённые реперные точки, важные для его личного повествования, для тех идей, которые он выносит во главу угла, для вопросов, задаваемых зрителю, и обрамляет их словесным паспарту. Что нужно — досочиняет. Лишнее — отсекает безжалостно. И на выходе мы имеем «уральского Калигулу» — странного, метущегося и плевать хотевшего на своего исторического прототипа.
По форме своей «Калигула» — это бенефис исполнителя главной роли (настолько малы и точечны функции иных актёров — они, по сути, ансамбль, оттеняющий императора во всём его величии). Почти моноспектакль — если бы не наличие ещё одного персонажа, безгласного Немушки, сопровождавшего Калигулу с детства и до самой смерти (не листайте учебники истории, Немушка суть фантазия творца).
Молчаливая — тень? альтер-эго? совесть? — императора, Немушка, по факту, является единственным человеком, по-настоящему любящим Калигулу. И я искренне хочу отметить фантастическую работу Ивана Федчишина, сделавшего своего персонажа настолько ярким, тонким и глубоким, умудрившись при этом ни разу не скатиться в китч — хотя предпосылок было ой как много.
И, конечно же, тот, на ком держался весь спектакль… точней, тот, кто строил его — от кирпичика к кирпичику, от слова к слову, от сцены к сцене. Великий и ужасный Калигула — Мурад Халимбеков.
(В этой же роли можно увидеть Игоря Баркаря — что характерно, он даже в моей программке был отмечен, и я была очень удивлена, когда Калигула в первой сцене снял маску, а под ней оказался Мурад. Полагаю, с Игорем спектакль выглядит совершенно иначе, и акценты оказываются иными, ибо артистов на главную роль Коляда поставил, пусть и одинаково прекрасных, но бесконечно различных внутренне и фактурно.)
Мурад вершил судьбы персонажей и зала. Он блистал и вбивал фразы в сознание публики столь филигранно, что даже длиннющие, как Волга-матушка, путанные монологи начинали казаться уместными и осмысленными. (Впрочем, во втором акте явно подустал — ну, я б на вас посмотрела, тащи вы на своём горбу практически в одиночку эдакую театральную махину.)
Исторического Калигулу современники описывали, как исключительно некрасивого человека. Коляда и здесь махнул рукой на скучную реальность. Его герой — эдакий алмаз на фоне уродливой толпы… Только и внешность «уральского Калигулы» — просто один из символов, расшифровывающих суть спектакля. Глядя на «оболочку», мы осознаём сущность персонажа, видим его глазами женщин ли, бывших с ним, Немушки, народа… наконец, его самого. (Подчеркну жирно: я пишу именно о Калигуле Мурада Халимбекова, не знаю и не имею права судить о версии Игоря Баркаря.)
Шедевральная актёрская работа, настоящий подарок от режиссёра, позволяющий раскрыть ой как много граней таланта. Но не будь у Мурада его харизмы, его умения удерживать внимание зала почти бесконечное время, не вышел бы каменный цветок. Так что мои аплодисменты артисту! И, конечно же, создателю, грамотно сложившему частицы театральной головоломки.
Резюмируя, признаюсь: всё же, превратившись окончательно в фанатку Коляды-режиссёра, я предпочту остаться в стороне от поклонников Коляды-драматурга. Да, я буду смотреть спектакли по пьесам Николая Владимировича, куда я денусь. Но — не моё. Почему нет — на вкус и цвет фломастеры разные. (Если кто вскинулся на дыбы после этих слов, оправдаюсь: пусть спектаклей Коляды я видела пока чуток, зато сценариев начиталась вдоволь, не пустословлю.)
Удался ли «Калигула»? Слушайте, ну, при прочих равных, это вещуга сильная. Но не текстово — актёрски и, конечно, постановочно (потому что Коляда прекрасно знает, что и зачем он говорит зрителям).
Не стоит начинать знакомство с «Коляда-Театром» с «Калигулы». Будет трудно. Вероятно, даже сбежите в антракте (или раньше — как несколько человек на моих глазах). Привыкните. Раскусите. Прочувствуйте. А уж потом — на «Калигулу».
Если же вы уже проникнуты Колядой — и без меня всё знаете. Ценителям советовать не могу — ранг не тот.
PS. Если вы — Милонов или человек, мыслящий в одном ракурсе с ним, на «Калигулу» не ходите. Вот прям не ваше, ага.