Нынешнее лето в Москве исключительно насыщенно на культурные события. Одним из них стал фестиваль искусств «Вдохновение», проходящий на ВДНХ с 27 июля по 4 августа. 10 стран-участниц, 11 локаций, более 70 мероприятий — концертов, спектаклей, перформансов, лабораторий, кинопоказов… И всё это — для того, чтобы отметить 85-летие выставки, а главное — исследовать тенденции, следуя которым, развивается современное искусство, и попробовать понять, какие проблемы и вопросы будут для него актуальны завтра. Именно поэтому тема нынешнего фестиваля — «Новые лица», и таковыми стали для столичной публики, в частности, актрисы аргентинского театра Apacheta Sala/Estudio, представившего на фестивале своё прочтение чеховской «Чайки».
…Дом культуры ВДНХ. В центре холла — квадратный чёрный стол, полутьма, клубится театральный дым, звучит громкая музыка, переносящая нас в жаркую Аргентину… За столом уже сидят пятеро артисток, на столе же — художественный беспорядок, присущий любой репетиции, в какой бы стране она ни проходила: тут стаканы, упаковки чипсов, смятые салфетки, стопки сценариев с аккуратно помеченными репликами…
Спектакль, де-юре, ещё не начался, а по факту мы уже вливаемся в действие, пытаемся понять и принять правила игры, занимаем места в импровизированном зрительном зале — те, кому повезло больше (или же кто не боится прямого, глаза в глаза, контакта с действом), садятся прямо рядом с актрисами, за тот же стол, почти плечо к плечу. Остальные же рассаживаются на стулья, расставленные камерным амфитеатром по периметру помещения (вариант, предпочтительный для личностей нелюдимых — или же ярко выраженных эмпатов, которые рискуют просто не пережить происходящее в ином случае).
Режиссёр Гильермо Какаче предваряет спектакль необходимым здесь предисловием. За «Чайку» он, как любой уважающий себя постановщик, хотел взяться давно, но так случилось, что приступить к работе над свободной трактовкой пьесы Чехова (драматург — Хуан Игнасио Фернандес) удалось только в начале 2020 года. Кажется, все уже подзабыли, а ведь в то время по всему миру бушевал ковид, потому репетиции пришлось проводить посредством платформы Zoom. Полтора года «группа выживания» (как команда спектакля называла сама себя) встречалась онлайн воскресными вечерами и занималась поисками…
И только потом начались очные репетиции. Поначалу Какаче пытался создать нечто более традиционное по форме, нежели то, что увидели мы, но в один прекрасный день, во время очередной «застольной» читки, режиссёр осознал: это — оно! И потому «Чайка» из Буэнос-Айреса именно такова: минимум физических действий, максимум болезненных, заострённых, чистых эмоций и чувств. Усиленные микрофонами голоса и открытые зрителям души — практически единственные инструменты, доступные актрисам в этой постановке (им даже макияж не положен, настолько всё оголено).
Конечно, мы уже видели нечто подобное: формат читок (или псевдо-читок, как у Какаче) стал некоторое время назад весьма популярным. Вопрос исключительно в том, является ли подобный ход художественным приёмом или же вынужденной необходимостью, корни которой — в отсутствии материальных средств и/или таланта и желания создать нечто иное.
Аргентинский режиссёр точно знал, к чему движется его детище. Физическое расстояние между публикой и спектаклем нивелировано, но при этом «четвёртая стена» почти никогда не разрушается. Мы все — не участники, а лишь наблюдатели — но не отстранённые, а максимально включённые, и причиной тому не только рассадка, но и проблемы, поднятые Антоном Павловичем и трактованные южно-американской труппой с присущей ей темпераментностью и страстностью.
И я вам честно скажу: такую «Чайку» вы точно ещё не видели. Дело даже не в том, как трансформировали текст пьесы драматург и постановщик (по сути, пересказав его своими словами и уложившись в итоге в 100 сценических минут), не в непривычном звучании испанского языка (четыре здоровенных экрана с субтитрами полностью решали сию проблему; а где-то минуте на 20-й я в принципе перестала замечать, что актрисы говорят отнюдь не по-русски), не в «застольном» формате спектакля и даже не в том, что от всей вереницы действующих лиц осталось лишь пятеро (плюс «виртуально» присутствующие в сюжете Сорин и Медведенко), и доверены они артисткам разного возраста, но определённо женского пола (и такое мы уже встречали).
Уникальность постановки — в том, как режиссёр и его актрисы понимают, оживляют героев, какими они их видят и показывают зрителям. В центре сюжета — вы не поверите, Маша (невероятная, достовернейшая Клариса Коровски). Она здесь — не только эдакая рассказчица, глазами которой мы смотрим на трагическую и страшную историю, сочинённую Чеховым. Маша — центр повествования, воплощённая любовь, запрещающая себе любить. «Чайка» театра Apacheta Sala/Estudio могла бы быть написана Тригориным, представленным самими аргентинцами. Впрочем, может, это его пьеса и есть?..
А Тригорин (Марсела Герти) тут — весом, спокоен (или ленив — что в данном случае одно и то же) и даже мудр. Он прекрасно понимает, что происходит, и какая участь ожидает Нину. В принципе, Тригорин пытался самоустраниться (всё на озеро да на озеро рыбачить отправлялся), ибо проблем он не хочет. Но раз уж всё в итоге сложилось определённым образом — то пусть, противостоять напору Нины — это тоже совершать лишние телодвижения, а зачем?..
В итоге всё равно можно вернуться к стабильному, понятному и приятному существованию, потому как Аркадина (Паула Фернандес Мбарак) явно дала понять, что примет неверного возлюбленного. Ибо звезда сцены, при всей её взбалмошности, комичности и нежелании знать «самое страшное», обладает той самой пресловутой «женской мудростью», которая позволяет отставить в угол свою гордость и сделать вид, что ничего особенного не произошло, «был бы милый рядом». И финал, возложенный на Аркадину… Я видела его со спины артистки (ибо сидела не за столом, а в амфитеатрике), но даже так он меня пронзил навылет. Мощнейшая точка.
Вот Нина (Ромина Падоан) в аргентинской «Чайке» меня удивила — слишком холодная, слишком жёсткая, слишком «железная леди», которая даже сильнейшую любовь проживает вдумчиво (собственно, почти Аркадина в «традиционном» прочтении). «Не мой» персонаж абсолютно — но и тут все детали головоломки у меня в голове срослись воедино. Вот, мол, такая «Снегурочка» — а из-за неё, как ни крути, всё и произошло. Умей Нина чувствовать так же, как остальные люди, определённо пьеса сложилась бы совсем иначе (была бы она при этом интересной — другой вопрос).
Ну, и Костя (Мюриэль Саго) — юный, гиперчувствительный, мечущийся… Вот тут особенно хорошо понимаешь, почему режиссёр выбрал женский каст: мужчина-актёр в подобном прочтении бы утонул, казался недостоверным, смешным, женственным (хотя, будем уж честны, в жизни таких «Кость» — масса). А Мюриэль экстраорганична — да, это молодой парень, да, он может позволить себе и слёзы, и сцены слабости, что не лишает его нашего уважения и не делает клоуном. Такого Костю я точно ещё нигде не встречала — обнажённый нерв, жажда любви (и материнской, и женской), невыразимая боль… И закономерный конец.
Как забываешь о том, что из уст актрис звучит испанский (поистине, театр — универсальный язык), так почти сразу перестаёшь задумываться о гендерной принадлежности людей, сидящих перед тобой и показывающих Чехова «так, как любят его в Аргентине». Артистки не встают со своих мест, но ты явственно видишь и колдовское озеро, и старый театр в парке, и убранство каждой из комнат усадьбы… Ты следуешь за персонажами, ты ощущаешь запахи и звуки (и музыкальное сопровождение — стопроцентно аргентинское, я замечу, — помогает тебе ещё достовернее рассмотреть каждую деталь, каждую травинку, каждое пёрышко убитой чайки), ты слышишь тот роковой выстрел… Поразительно.
Пожалуй, отправляться на «Чайку» от Apacheta Sala/Estudio лучше, зная сюжет и его тонкости. Тогда можно просто вникать в трактовку и плыть на волнах постановки, не решая шараду, кто все эти люди, чего они хотят и о чём ведут речь. В ином случае первая сцена поддастся вам с трудом (а уж что там за театр в каком-то парке и о каком спектакле Кости идёт речь — тем более, что само представление у Какаче вымарано из сюжета, — в принципе осознать нереально). Но потом всё одно вольётесь — и повествование покатится, как по маслу.
Впрочем, ну кто же не знает старую добрую «Чайку»? (И не только в России — я успела почитать аргентинские и французские рецензии на спектакль, в них утверждается ровно то же самое.) А потому вопросов со считыванием смыслов не будет.
Да, это не совсем Чехов (или, если вам так ближе, совсем не Чехов). Это пересказ пьесы Антона Павловича — такой, как её понимают аргентинские творцы. И потому, может быть, ещё более ясной, актуальной и близкой каждому, нежели прежде. Действие, вроде бы, и не перенесено в наши дни — а с другой стороны, рассказ ведётся так, что его можно датировать как угодно. Потому что классика, как верно заметил режиссёр, на то и классика, что жизненна всегда.
И аргентинская «Чайка» — она обо всех нас, познавших любовь и раненных не-любовью. Я/Мы — чайка!
Материал подготовлен по аккредитации и для портала Musecube.