«Мастерская Петра Фоменко» громко завершила сезон, презентовав публике «Комедию о трагедии» — спектакль, созданный по репетициям Петра Фоменко драмы Александра Пушкина «Борис Годунов».
Надо, наверное, расшифровать столь громоздкую фразу. Значит, так: зимой 2010-2011 годов Пётр Фоменко предложил актёрам и стажёрам своего театра почитать «Бориса Годунова». Что значить «почитать»? Осмыслить, прочувствовать, присвоить материал, чтобы затем перенести его на сцену. Читки шли несколько недель, успели разобрать всю пьесу, включая финал, но… Пётр Наумович принимает решение остановить работу. Почему? Кто теперь знает. У великих свои резоны.
Следующим летом мир навсегда простился с Мастером… И его «Борис Годунов», казалось, стал только лишь частью несбывшегося прошлого.
Но нет! Театр действительно способен творить чудеса. И сейчас, в качестве своеобразного подарка к 90-летию со дня рождения Петра Фоменко, на подмостках появилась «Комедия о трагедии».
Важно вот что: премьера «фоменок» ни в коем случае не является реконструкцией той, старой работы (да и не может быть ей, ибо Пётр Наумович не приступал непосредственно к постановке спектакля «на ногах»). Это — авторское режиссёрское прочтение Евгения Цыганова, который воздал дань Мастеру, позволив не только артистам, но и всему зрительному залу прислушаться к размышлениям Фоменко о тексте Пушкина.
«Комедия о трагедии» — это, если позволите так выразиться, некая «театральная матрёшка». Спектакль в спектакле о спектакле.
Да, мы внимаем строкам Пушкина — но они с завидной регулярностью перемежаются аудио- и даже видеовставками с репетиций Петра Наумовича. Фоменко анализирует суть авторского текста, его скрытые смыслы, особенности мышления и поведения персонажей, интонации, с которыми нужно произнести ту или иную фразу… Мастер спорит с артистами и поддерживает их, подталкивает в нужном направлении и провоцирует на раздумья… Он даже рассказывает несколько историй из жизни (и отнюдь не в отрыве от процесса) и пускается в философские рассуждения, звучащие пугающе актуально сегодня. (И, не скрою, очень смело… Но ведь «Пока не сажают, можно говорить»…)
Глубочайшее погружение в театральную кухню. Полная иллюзия рождения спектакля на наших глазах. Возможность понять, как это вообще происходит. Насколько тяжёл данный процесс. Как каждая фраза попадает под тончайший анализ — и потом уже допускается на суд зрителя.
Я обожаю подобные «разрушения четвёртой стены» — но здесь они идеальнейшим образом встроены в произведение Пушкина, которое, несмотря ни на что, движется по намеченному автором пути. Один спектакль — это тот, что задумал Александр Сергеевич. Второй, сросшийся с плотью и кровью его, это невероятная работа Петра Фоменко, раскладывающего на атомы текст Пушкина (равно как и нашу реальность, непосредственно связанную со страшным прошлым, которое некоторые, увы, «хотят сохранить» — и это ужасает).
«Драматическая повесть, Комедия o настоящей беде Московскому государству, o царе Борисе и о Гришке Отрепьеве» — вот полное название произведения Александра Сергеевича (Пушкин однозначно относил своё сочинение к трагедиям, но всё происходящее, все смены царей, все игры на высших уровнях, думается мне, именовал эдакой «комедией власть имущих» — просто в данном случае смеётся Судьба, а не простые люди). И Фоменко задумывает «комедию о трагедии» (той величайшей трагедии, которая произошла с русским народом). И размышляет: мол, вот так бы и назвать спектакль.
Евгений Цыганов воплотил эту задумку в жизнь. Он создал свою «Комедию о трагедии», оставив основное право голоса Петру Фоменко. И, выстраивая собственную историю (здесь хотелось бы отдельно поаплодировать сценографу Марии Мелешко и художнику по свету Степану Синицыну), он постоянно прислушивается к Мастеру, как будто бы направляющему действо к необходимому финалу.
Именно Пётр Наумович решил ввести нового персонажа — Ремарку. Есть она и у Цыганова. Стефани Елизавета Бурмакова то ли управляет происходящим, то ли сама удивляется тому, что вершится на сцене (и чем ближе к финалу, тем сильней). Она озвучивает текст «от автора», и являясь его своеобразным воплощением, и оставаясь «чуждым элементом» событий, то есть, оценивая их извне.
По сути, каждый из нас — Ремарка. Мы отличаемся от людей времён Годунова (как внешне, так и, безусловно, внутренне). Мы помним сочинение Пушкина — и поражаемся тому, что видим своими глазами. Спасибо постановщику за то, что позволил зрителям ассоциировать себя с этим персонажем — по большей части, наблюдателем.
Ибо очень больно (хотя, по факту, правильнее) было бы морально приобщиться к истинному главному герою постановки — народу (от самых отверженных и нищих слоёв населения, «возглавляемых» юродивым Николкой, до степенных бояр, вроде князей Шуйского и Воротынского). Тут тот случай, когда «народишко — дрянь», чтоб вы понимали. Хотя это версия Годунова, а стоит ли ему верить?..
«Комедия о трагедии» — не о царе Борисе (которого в спектакле, открою секрет, почти и не осталось) и даже не о Гришке Отрепьеве. Он — о народе. Ведомом, доверчивом, но однозначно искреннем в тех убеждениях, которые ему были в данный момент насаждены (а политика — штука хитрая, она издревле умеет населению нужные максимы внушить).
И Годунова (невероятный Карэн Бадалов) за весь спектакль мы видим всего дважды: когда он ещё не перестал быть человеком, принимая шапку Мономаха (и то силуэт Бориса с трудом можно разглядеть за спинами простого люда), и в финале, во время монолога про «мальчиков кровавых», когда в Борисе снова просыпается нечто человеческое. В остальное время он — функция или же парадный портрет, коим его воспринимают подданные. И множественные сцены с Годуновым, замышленные Пушкиным, просто вырезаны из спектакля — но их отсутствия в данном случае не замечаешь.
А вот Гришка Отрепьев (шикарный Владислав Ташбулатов, герой которого болеет «раком совести», как и завещал Пётр Фоменко) — просто звезда повествования. Он разительно меняется, проходя путь от скромного монаха до величественного самодержца — а потом, превратившись в тот же парадный портрет (то бишь, потеряв последние капли человечности), сходит со сцены. Замечу, что вот этот ход предусмотрел Пушкин, убрав персонажа из финальных эпизодов.
Ибо дело-то не в конкретном человеке — были и иные Лжедмитрии. Но народ растоптал их — как и Гришку Отрепьева, жаждавшего взобраться на самый верх. И почти добившегося своей цели…
Народ восхвалял сына Годунова Фёдора — и в итоге решил «вязать Борисова щенка». Народ примет и царевича Дмитрия, как им его представили. Но, увы, скоро он присягнёт другому.
И кто же двигает государства в грядущее? По мнению Пушкина, Фоменко и Цыганова ответ простой: народ и никто более.
Плох ли народ? Почему он таков? О, а вот на этот вопрос вам ответит Пётр Фоменко! Ведомый одной истиной: любовью.
Любовью к театру и к людям. И эту любовь Евгений Цыганов постарался перенести в свою постановку. И, мне кажется, эта нетривиальная задача ему вполне поддалась.
Несмотря на то, что в сочинении Пушкина, по сути, всего два всецело положительных героя (царевич Фёдор и юродивый Николка), и Фоменко, и Цыганов принимают и понимают каждого персонажа. И эта психологическая оправданность заставляет зрителей полюбить любое из действующих лиц, сколь бы мерзко, по сути своей, оно ни было.
Мои однозначные фавориты — персонажи, доверенные Михаилу Крылову (ах да, почти все артисты исполняют в спектакле по несколько ролей — и здесь это выглядит совершенно логично). Шикарный актёр, просто влюбилась в него.
Но и остальная труппа невероятна. Николай Орловский, Василий Фирсов, Ольга Бодрова, Михаил Крылов, Андрей Миххалёв, Павел Яковлев, Игорь Войнаровский, Дмитрий Рудков, Роза Шмуклер, Вениамин Краснянский, Галина Кашковская, Анатолий Анциферов и все, кого я уже упоминала выше, стали идеальными элементами театрального механизма, рождённого фантазией Фоменко и Цыганова.
«Комедия о трагедии» — спектакль настолько многослойный, что, кажется мне, даже его создатели не подозревают обо всех гранях, которыми постановка обращается к зрителям. Тут тот случай, когда театр вздумал объять необъятное — и не только преуспел в этом начинании, но и добился куда большего, неожиданного результата.
Поди пойми, где проходят границы между репетициями Фоменко и трудами Цыганова (хотя, думаю, их в реальности и не существует). А как интересно размышлять, почему тот или иной актёр играет именно вот эти роли, а не иные. (Особенно трогательна в этом плане — и, извините, смешна — сцена с павшей лошадью и погибшим Курбским.)
А, кстати. О комедии поговорим. Спектакль совершенно не гомерически смешон. Он наполнен гэгами (по большей части основанными на «стыковке» записей Фоменко со спектаклем Цыганова). И они на самом деле милы и находчивы.
Но вот хотелось бы нам видеть трагедию Пушкина, превращённую в буффонаду? Сомневаюсь. Вариант «фоменок» поразительнейшим образом сохраняет волшебное театральное равновесие: тут смешно ровно настолько и в тех местах, где оно необходимо (режиссёру, не зрителю — часть «смехоточек» совершенно неожиданна для публики, а потому работает особенно мощно).
Три с половиной часа (с антрактом). И это — с удалёнными сценами Годунова (хотя две небольшие вырезанные цензурой ещё в 19 веке сцены с Отрепьевым и Мариной Мнишек — тут как тут; и правильно, эти персонажи в данной постановке важны и должны быть раскрыты максимально). Помереть же можно с тоски… Казалось бы.
Но нет — при всецело серьёзном и глубоком подходе нам предлагают посмеяться. А жизнь, как мы все знаем, штука такая — в ней всякое бывает. Прослезиться я, кстати, тоже успела (спасибо за это Ольге Бодровой в ипостаси Феодора). Но возможность расслабленно похихикать (а иногда и откровенно поржать) превратила тяжёлый (по нашим, современным меркам) текст в интереснейшее, живое и достаточно драйвовое зрелище.
И я смотрела на сцену, будучи не в силах оторваться. Ибо находки режиссёра не оставляли возможности отвлечься хоть на несколько секунд и помечтать о своём.
Это был истинный, полновесный «Борис Годунов» — но исключительно современный и приправленный «дополнительной реальностью» (то бишь, репликами Петра Наумовича). И, как я уже намекнула, результат получился впечатляющим.
Были ли минусы у спектакля? Да. Один. Низкое качество аудиодорожек с голосом Фоменко (порой разобрать слова сложно).
Но тут стоит понимать: это — технические, рабочие записи. Их всегда делают на репетициях, дабы зафиксировать мысли режиссёра, и никто обычно их никогда и ни при каких условиях не слышит.
Понятно, что насколько могли — вычистили от артефактов. Плюс каждая реплика дублируется письменным текстом. Кстати, шикарный момент: все проецируемые надписи сделаны от руки, и почерк — тот же, что был у Фоменко (сам он писать не любил, но театр постарался и по сохранившимся документам восстановил почерк Мастера).
Впрочем, даже если какая-то часть ремарок (да-да, получается, в спектакле две Ремарки, одна — от лица Пушкина, другая — от имени театра, и это персонаж Стефани Елизаветы Бурмаковой и Пётр Наумович Фоменко собственной персоной) пройдёт мимо внимания конкретного зрителя, ничего страшного. Атмосфера постановки столь насыщенна, что вы точно получите максимум впечатлений — и, бесспорно, выйдете из зала с массой поводов крепко поразмыслить.
«Комедия о трагедии» — это возможность ещё раз вспомнить большого Мастера (и, что не менее ценно, познакомить с ним молодую часть публики). Это пример того, как можно слить в один сосуд несоединяемое и получить необычайно впечатляющий результат. Это — классика сегодняшнего дня, на которую можно и нужно водить школьников, чтобы они поняли прелесть «скучных» школьных текстов из учебника. (Правда, попутно они осознают, что великие режиссёры — тоже люди, изредка позволяющие себе пару крепких словечек; но даже это «хулиганство» исключительно талантливо и уместно.)
«Когда начинает умирать театр? — рассуждал Фоменко. — В момент рождения, как и человек». Вот тут бы я поспорила с Петром Наумовичем — его театр здравствует и побеждает. «Комедия о трагедии» — отличное тому подтверждение.
